Капитан. Граф Сантаренский - Александр Чернобровкин Страница 18

— Мы и сами займемся севом, — сказал мне аббат — пожилой мужчина с грубым крестьянским лицом и широкими, мозолистыми, рабочими руками. — После сбора урожая возобновим строительство.

— В октябре или ноябре я приеду сюда и найму вам строителей, — пообещал ему. — Горожан не беспокойте.

— Хорошо, сеньор граф. Бог не забудет твою помощь, а мы будем за тебя молиться, — пообещал в ответ аббат.

Возле замка Мондегу монастыри не строились, поэтому и проблем было меньше. Они были связаны с неумением Ллейшона руководить людьми. Я пришел к выводу, что надо привезти из Англии трех опытных рыцарей, толковых командиров, и назначить их кастелянами Мондегу, Алкобаса и Сантарена. Братья пусть перебираются в Лиссабон и обживают свое новое жилье.

Я опасался, что возникнет конфликт между Латифой и Фатимой. Ничего подобного. Мусульманские женщины не представляют себе, что это такое — быть единственной женщиной богатого мужчины. Только у бедняка одна жена, которая вертится целый день, как белка в колесе, делая все сама. У богатого обязанности распределены между несколькими женами: одна присматривает за слугами, готовящими еду, другая — за убирающими дом, двор и сад, третья — за присматривающими за детьми. И вдвоем им веселее, есть с кем потрепаться. Женщина произносит в день в три раза больше слов, чем мужчина. Кому-то ведь их надо высказать. Я долго слушать не буду.

Алехандру замок понравился. Раньше в его распоряжение была только женская половина Каримовского дома и сад. Теперь он мог мотаться по трем этажам, двору, башням и стенам. Его сопровождали сразу две служанки, потому что одна не справлялась. Латифа в это время готовилась стать матерью во второй раз. Из-за нее у меня временно иссяк боевой дух. Абсолютно пропало желание идти в поход, захватывать добычу. Намного интереснее было проводить время с Латифой. Она была образованнее Фион, умела читать, писать и считать. Знала стихи на арабском. Впрочем, не самые лучшие. Поэты двадцать первого века назвали бы то, что ей нравится, соплями в сахаре.

Только в конце марта, когда живот Латифы достиг внушительных размеров, я принял решение плыть в Англию. К тому времени по моему заказу изготовили спасательный жилет. Он был сделан из серовато-белой прочной, грубой ткани и прямоугольных кусков пробкового дуба: по девять спереди и сзади и по два по бокам. Ткань между ними была прошита, чтобы не смещались. Я испытал жилет в реке, где плавучесть хуже, чем в морской воде. Жилет без проблем держал меня в кольчуге и с саблей и кинжалом. Сделал в нем потайной карман, куда спрятал по десять золотых и серебряных монет. Еще десяток золотых у меня всегда в потайном кармане ремня. Буду надевать жилет во время шторма. Вдруг опять окажусь на новом месте?! По крайней мере, со мной там окажутся стартовый капитал и оружие.

Шхуна была подготовлена к рейсу — проконопачена и просмолена. Погрузил на нее припасы, воду и обеих своих португальских жен с детьми и их слуг, чтобы отвезти в Лиссабон. Им очень понравилось плавание. Латифа и Фатима впервые путешествовали по морю. Погода была хорошая: ветер западный, балла три, волна не выше метра. Переход занял неполный световой день. Когда шли по бухте Мар-да-Палья, в воздух поднялись большие стаи птиц. Они кружились над шхуной, громко крича. Берега бухты во многих местах болотисты, и там обитают полчища птиц, в том числе и перелетных.

У причалов под стенами Лиссабона стояли две галеры, явно маврские, которые привезли бычков, небольшое одномачтовое судно с латинским парусом, с которого выгружали зерно, и несколько рыболовецких баркасов и лодок. На причалах было много народа. Одни выгружали, другие продавали, третьи покупали. За неполные пять месяцев жизнь в городе возобновилась почти в прежнем объеме. Такое впечатление, что не было никакой осады и резни. Король Афонсу выдал Лиссабону форал, в котором давались широкие права горожанам, особенно франкам и переселенцам с северных земель королевства. Мои дома были заполнены новыми жильцами-арендаторами. Особым спросом пользовалось дешевое жилье в трех— и пятиэтажках и дорогое — дома в первом и втором ярусах от цитадели. Зато дома среднего ценового диапазона стояли пустыми. Мои валлийские родственники не скоро получат доход со своих лиссабонских владений. Большую часть арендаторов составляли иудеи, мосарабы, мориски, бежавшие с юга Пиренейского полуострова от альмохадов. Крестоносцы перебили почти всех иудеев и мусульман, которые были в Лиссабоне, но это не остановило вновь прибывших.

Я поселил обеих жен в своем доме. Евнуху Самиру было поручено продолжать заниматься сдачей в наем моих домов, а Карима попросил присматривать за моими арендаторами, чтобы их ненароком не обидел какой-нибудь несостоявшийся крестоносец. Земли возле Лиссабона мне дали как раз рядом с его владениями. Десятерых лучников, которых оставлял охранять свои дома, отправил служить в Сантарен. В Лиссабоне городскую стражу набирали только из португальских католиков, выходцев с северных районов.

Король Афонсу ушел в Коимбру. Мои высказывания, что Лиссабон больше подходит на роль столицы, не были приняты к сведению. Король Португалии здраво рассуждал, что столица государства не должна находиться так близко к границе. Он ведь, в отличие от меня, не знал будущее своей страны. Крестоносцы, пытавшиеся взять штурмом Алкасер, остались с носом. Большая часть их отправилась на кораблях в Святую Землю, а остальные вернулись в Лиссабон. Они уже промотали награбленное, поэтому кто-то пошел в тамплиеры, а кто-то в новый военный орден, который создали для освобождения Эворы — богатого города, расположенного южнее, примерно на одной широте с Алкасером, но дальше от моря. Орден назывался «Братство Девы Марии из Эворы». Пока они обитали в замке неподалеку от Коимбры, выполняя роль обычного гарнизона. Вернулись и несколько брабантцев из моего отряда. Им было мало лиссабонской добычи. На свое счастье, они не продали дома в Лиссабоне, так что имели, где поселиться и на что жить. Пришел с ними и Симон. Он теперь был под командованием Марка. Мне такой бестолковый рыцарь ни к чему.

— Твой дед просил привезти тебя весной в Нормандию, — напомнил я Симону. — Хочет женить тебя на дочери рыцаря.

— У меня уже есть женщина, — признался Симон.

— С двумя тебе будет интереснее, — сказал ему с серьезным видом.

Симон знал, что у меня в Лиссабоне две жены.

— Правда, интереснее? — с неподдельным интересом спросил он.

— Ты даже не догадываешься, насколько, — ответил я.

У меня обе жены выросли в традиции многоженства, не представляли, что может быть как-то иначе, а норманнская женщина воспитана быть единственной и полновластной хозяйкой в доме. Заранее смеюсь, предположив, какие баталии будут между нею и мусульманской наложницей. Уверен, что Симон проведет оставшуюся часть жизни в походах, чтобы как можно реже быть дома и разнимать жен.