Вождь из сумерек - Николай Ярославцев Страница 18

– И что за народ эти орки?

– Может, и орки, а может и еще как. А мы их так зовем – орками. Как они сами себя прозывают, так и мы их кличем.

– А говорить с ними не пробовали? Худой мир лучше доброй ссоры.

– Так, может, и попробовали бы, так не с кем! Мы что, разве не люди? Земли полно. Живи да живи… Не с кем разговоры разговаривать. Орки уж сами подневольные. С ними какие разговоры? Они только разбойничать горазды.

Воевода замолчал и глубоко вздохнул.

– Но Серд, без солнца и дурная трава не вырастет. Им же чем-то кормиться надо.

– А орки зачем ходят?

– Так много ли они унесут?

– Пытали мы их. Так они что-то совсем бессмысленное глаголят! Будто бы под Сумеречным небом все пропадает…

Заметил удивление на лицах слушателей и пояснил, с трудом подбирая слова:

– Не то, чтобы пропадает, а как бы в воздухе тает. Вот как тот кремник. Так после кремника хоть морок остался. А там совсем голо. Даже от земли одна видимость остается. Шаг шагнул и канул…

– Чет я не догоняю, командир, этот базар, – мотнул стриженой головой Толян. – Сидят и ждут, пока на них наедут! Если из-за какой-то непонятной горы все лажа, так взорвать ее к такой-то бабушке!

– Толян, ты чем взрывать-то собрался? – Лехины глаза наполнились искренней скорбью.

Толян сбился с мысли и озадаченно уставился на Леху, но быстро пришел в себя и ткнул пальцем в сторону Стаса.

– А командир придумает, – убежденно ответил он и с облегчением вздохнул, радуясь удачно найденному решению.

Стас повернулся в пол-оборота к Толяну. Легко парню живется. Всегда находится рядом кто-то, кто укажет пальцем в нужную сторону. Хотя по себе знал Стас, что такая слепая вера порой спасает жизни.

Долго молчал, тупо разглядывая половицы под ногами. Затем, не поднимая головы, уставился цепким взглядом в лицо воеводы.

– Сидеть сложа руки на месте нельзя, Серд. Даже худая баба знает, что у соседки на кухне делается. Если не шутил насчет полусотни, я возьмусь за это дело. Мне и самому любопытно узнать стало, что там за Сумеречной горой творится. Если открылась дырка сюда, не откроется ли в другую сторону? Только предупреждаю, мне дохляки не нужны.

Воевода оскорблено дернулся.

– Где ты дохляков увидел? Конязь в дозор кого попало, не шлет. Видел, какие сломки? Один к одному! Да таких, как мои вои, любой воевода в свою дружину возьмет, да еще и немалые куны платить будет.

– Морда да плечи, это, Серд, еще не воин. Мне боец не для красоты нужен, для боя. Из пяти десятков к концу месяца останется от силы половина. Еще через два – десяток. Но этот десяток сломит всю твою дружину. Учить буду так, как учили меня. Не все выдержат, повторяю. Кто-то уйдет в свой десяток. Кого-то отошлю я, но те, кто останется, будут стоить всей княжеской дружины.

Воевода с недоверием покачал головой.

– Не мотай головой, воевода. Я знаю, что говорю. Или, как любит говорить мой друг Толян, за базар отвечаю. Это будут бойцы для скрытой, тайной войны. Хотя не думаю, что ты понимаешь, о какой войне идет речь. В ваш мир такая война придет еще не скоро. И дай-то Бог, чтобы она не пришла никогда. Если ты согласен, вот тебе моя рука.

Пришел черед разглядывать щели в половицах воеводе.

– Я должен оповестить обо всем конязя, а верней всего – оправить тебя и твоих друзей к нему.

– Воля твоя, Серд. Но не потеряешь ли ты время? И надолго ли пропали молнии над Сумеречной горой? И не готовит ли она, эта самая гора, сию минуту новый сюрприз для тебя и твоих воев? А может, по краю Сумеречного леса уже выстраиваются полки для вторжения в твои земли, воевода? И куда они ударят? А пропустишь врага в свои земли, как людям в глаза смотреть будешь? И сможешь ли?

Леха чуть заметно кивал головой, мысленно соглашаясь с доводами Стаса. Он-то знал, что уж если напарнику что-то втемяшилось в голову, он кого хочешь обратит в свою веру.

– Будь по-твоему, Волк! Возьму грех на душу. Просишь месяц, даю… Но в Соколень весть пошлю. Когда начнешь?

– Я сказал – три. А начать? Прямо сейчас и начнем. Объявляй построение, воевода.

Груздень, который на протяжении всей беседы не проронил не слова, сорвался с места и исчез в дверном проеме. Стас незаметно посмотрел на часы, поднялся и пошел вслед за ним на улицу. Толян, несмотря на свой немалый вес, юркнул следом. Последним, сгорая от любопытства, вышел Леха. Замыкающим, страдая от сомнений и, чего скрывать, от того же любопытства, потащился воевода Серд.

Стас стоял посередине крепостной площади с часами в руках. Строгое лицо, холодные, все подмечающие глаза, суровая складка губ. Леха с трудом узнавал в этом властном человеке своего былого напарника. В который раз за то короткое время, которое прошло после злополучного выстрела в пещере, он видал Стаса с новой и совершенно неожиданной стороны. Сейчас перед ним стоял человек, – пожалуй, даже не человек, а командир, – умеющий повелевать человеческими судьбами и знающий, как это делать.

Между тем перед ним начали выстраиваться воины полусотни. Деловито и по-мужицки основательно оглядываясь, они занимали свое место в строю, бросая вопросительные взгляды на воеводу. Тот, все еще страдая от нерешительности, шагнул вперед и поднял руку. Призывая к тишине и молчанию, хотя и без того вои не проронили ни слова.

– Вот, ребята, ваш новый полусотенный начальник вместо убитого накануне Тверда. Зовут его Волк, а именем Станислав. Вой справный и умелый, сами видели.

Стас, чуть позади воеводы, покачивал на ладони свои часы и вприщур разглядывал вновь обретенных подчиненных.

Воевода отступил в сторону, открывая воям нового начальника.

Нисколько не заботясь о том, поймут ли его, Стас заговорил отчетливо и властно.

– Итак, господа мои, считайте, что кремник ваш захвачен лютым и беспощадным врагом. Так, как вы торопились в строй, простительно торопиться к девке. И то не всегда. Иначе убежит. И через месяц вы будете думать точно так же, как я. В следующий раз на каждом десятке я буду загибать палец. Трое последних отправятся на всю ночь в помощь нашему доброму Войтику, а уж я попрошу его проявить доброту во всю ширь его необъятной души.

Слова Стаса заглушило лошадиное ржание добряка Войтика, которому речь Стаса пришлась явно по нраву.

– Человек я мягкий и даже добродушный, но не люблю, когда по моей команде тащатся, как поздно ночью из кабака. Услышал мою команду, лети очертя голову, топчи ногами, ломай стены, но встань в строй прежде, чем успею загнуть последний палец. Разойдись! Последний к Войтику!

Прежде, чем он успел договорить, площадь опустела.

– Не круто ли, Стас? – Леха с сомнением покачал головой. – Я слышал, что нравы в эти темные века были простые, а отношения ясными. Могут и зарезать!