Полуденные врата - Майкл Роэн Страница 18

– Он разрисован вручную, – несколько напряженно проговорил я, снова расправляя галстук на груди. Я очень им гордился. – Самим Говардом Ходжкином. [15]

– Ты уверен, что он разрисован руками? Мне, черт побери, кажется, что этот Ходжкин пустил в ход другую часть тела! Ну да ладно, плевать! Пошли!

Когда я стряхнул с себя пыль и выпрямился, я был поражен, обнаружив, что великан вовсе не великан. Если бы он расправил плечи, то всё равно оказался бы чуть ниже меня, но он так сутулился, что едва доходил мне до плеча, и двигался тяжело, как старик. Опираясь на свой посох, он провел нас через проход, образовавшийся из развалин виадука, и мы очутились в маленькой рощице. Наш хозяин приподнимал посохом тяжелые ветви на нашем пути, а мы, пригибаясь, продирались сквозь заросли и наконец оказались в месте, укрытом от посторонних взоров. Похоже, хозяин следил за порядком – здесь земля была кое-где возделана, на ней рядами росло что-то, и на табличках указывалось, что именно, а под деревьями над пятачком земли сплетали ветви шиповник и другие кусты, образуя надежную крышу. Под ней стояли полуразвалившиеся сиденья и диваны из старых железнодорожных вагонов, служившие, по всей видимости, стульями и кроватями, а посреди поляны, среди почерневших камней, пылал небольшой костер, тут же были сложены поленья и хворост. Все выглядело очень аккуратно и ничуть не напоминало обиталище бродяги.

В свете костра я смог лучше рассмотреть нашего хозяина, пыхтя выбиравшегося из зарослей. Кого я ожидал увидеть? Какого-нибудь усохшего древнего сэнсэя? Гуру без единой морщинки на гладком лице? Востроглазого мандарина? Или монаха из Шангри-Ла? Никого из них наш хозяин даже близко не напоминал. Трудно было сказать, сколько ему лет, но во всяком случае даже в молодости красотой он вряд ли отличался, а сейчас выглядел этаким застарелым бедолагой. Раскачивающаяся походка напоминала поступь бывалого моряка, а может, он ходил так, потому что у него были кривые ноги и сутулая спина. Он не рядился ни в шафранного цвета халат, ни в пестрый камзол. Одет он был скорее так, как одевались старые моряки, – промасленный свитер с выцветшими полосами, холщовые штаны, побелевшие от соли, и что-то вроде длинного бушлата. На голове его красовалась остроконечная синяя брезентовая шапка; словом, его можно было принять за матроса, ставшего бродягой, только выглядел он аккуратней. И чем-то напоминал Ле Стрижа, хотя в то же время был совсем другим.

– Вот и мой маленький домок, – ухмыльнулся он, обводя рукой свои владения, и вдруг круто повернулся ко мне. – Ну, «хороший человек», Катику-то я знаю, а как тебя зовут, ещё не слыхал. Как твое имя?

– Стивен. Стивен Фишер.

С минуту он смотрел на меня как-то оторопело, словно в нерешительности, потом кивнул и швырнул в костер охапку хвороста.

– А моё имя, – сказал он, – во всяком случае то, которое тебе следует знать, Пендек. Но можешь звать меня Шимпом – меня все так зовут.

Это имя подходило ему как нельзя лучше. Я приглядывался к нему, освещенному костром: большеголовый, с серовато-бледным лицом, курносый, с тяжелой, насколько я мог судить, челюстью – её скрывала косматая рыжая борода, поднимавшаяся от воинственно выдвинутого вперед подбородка до самых скул, – кустистые рыжие волосы торчали за отвислыми ушами. Для полного сходства с настоящим шимпанзе ему не хватало только тяжелых надбровий – их у него не было: над бровями начинался покатый лоб, на который из-под остроконечной шапки падала спутанная рыжая челка. Трудно было понять, откуда он родом, но одного взгляда на его глаза хватило, чтобы догадаться. Глаза были большие, но узкие, жители Запада ошибочно называют такие глаза раскосыми. Глубокие, точно пруд в джунглях, они холодно поблёскивали, в них светился ум. Ещё один евразиец, хотя ничуть не похожий ни на Джеки, ни на ту девицу – Рангду.

Шимп подвел нас к скамьям.

– Ну давайте седлайте эти стулья. Ха-ха!

Когда он проходил мимо меня, я потянул носом – во всяком случае от него не несло так, как от Ле Стрижа. Я ощутил резкий звериный запах, смешанный с ещё более сильным запахом табака, – смесь эту нельзя было назвать неприятной в отличие от аромата, который распространял вокруг себя Ле Стриж. Однако вечерний бриз приносил сюда совсем другие запахи – ничуть не похожие на пропитанный металлом воздух сортировочной. Здесь, на полянке, пахло так, будто солнце совсем недавно перестало пригревать листву. До меня донесся аромат пряностей и древесного дыма – дыма какого-то далекого костра, не этого тихо потрескивающего перед нами. И, учуяв эти запахи, я уловил ещё что-то странное – откуда-то долетали едва слышные голоса, будто стоило только раздвинуть ветки деревьев, и я увидел бы дымки над крышами хижин и услышал громкий смех играющих детей.

Шимп, видимо, заметил, что я прислушиваюсь. Он усмехнулся, борода раздвинулась, обнажив крепкие зубы, способные разгрызать грецкие орехи. Он вытащил короткую просмоленную трубку, сунул её в рот и покачал головой.

– Мы здесь одни.

Он прикурил от тлеющего сучка, и едкий запах табака тотчас заглушил все прочие.

– Ну, «хороший человек» Фишер, что же привело тебя искать совета у Шимпа?

Я осторожно подбирал слова, рассказывая ему то, что уже сообщил Катике. Сперва, услышав, кто я и что это за проект, он удивлённо поднял брови. Пока я говорил, он помалкивал, только выпускал изо рта сквозь сжатые зубы клубы дыма, но я всей кожей чувствовал, что атмосфера между нами становится холодней. Костер потускнел, огонь потух, только спекшийся табак в трубке вспыхивал под прикрывающим его большим пальцем, а в самой трубке булькал конденсат табачного сока. Когда я в своём рассказе дошёл до угрожавшей нам злобной маски, он выпрямился, сплюнул в угли костра коричневую струю, но не промолвил ни слова. Я досказал всё до самого конца – о том, как меня спасла девушка, о том, что нагадала мне на картах Катика, а Шимп всё молчал, только ещё дважды пыхнул трубкой, потом внезапно выбил её о каблук и засыпал искры землёй.

– Не могу взять в толк, зачем я-то тебе понадобился, – сдвинув брови, проговорил он. – Да пошли они к Дьяволу, все эти проекты оказания помощи! Niteander [16]вечно лезут не в своё дело, суются в то, в чём ни черта не смыслят, и только хуже всё запутывают. И вечно эти проекты кому-то выгодны, а кто-то от них страдает. Народу они, видите ли, хотят помочь. Народу, а не тем жирным котам, которые на таких проектах наживаются, нет! И не конторским мальчикам, что вы! Чем они ласковей, чем более лилейно-невинными прикидываются, тем они опаснее. Так что, mynheer [17]Хороший человек, ответь мне вот на какой вопрос: почему это дело так интересует лично тебя? И назови мне хоть одну причину, почему я должен для тебя шевельнуть хотя бы одним пальцем?

Если бы я легко выходил из себя, я не был бы профессиональным коммерсантом.

– Что ж, в том, что вы говорите, есть доля истины. Некоторые проекты оказания помощи только масла в огонь подливают, ну, например, все эти гигантские плотины и тому подобное. Но наш – совсем другое дело. Я хорошо себе представляю альтернативы и понимаю, чем они грозят живущим на острове. И вот вам мой ответ: наш проект не сулит выгоды никому, кроме населения Бали, а уж мне и вовсе ничего. И это сущая правда.