Дочери Тьмы - Лиза Джейн Смит Страница 18

Ручка шланга щелкнула в руке у Мэри-Линетт. Она поняла, чтозамечталась.

— Что-нибудь еще? — спросил Джереми. «Дворники»были чистыми.

— Нет… а впрочем, да. Ты не видел сегодня… ТоддаЭйкерса или Вика Кимбла?

Джереми протянул было руку, чтобы взять у неедвадцатидолларовую банкноту, но его рука замерла в воздухе.

— Что?

— Я просто хотела с ними поговорить. — Мэри-Линеттпочувствовала, что краснеет. «О боже, он думает, что я собираюсь общаться сними… и что я совсем свихнулась, коли спрашиваю его о них».

Она поспешила все объяснить:

— Просто Банни сказала, что они могли отправиться вниз,к ручью Бешеного Пса, вот я и подумала, что ты мог видеть их, может, еще утром.Ведь ты живешь внизу, у ручья…

Джереми покачал головой.

— Я ушел в полдень, но утром не слышал никакихвыстрелов со стороны ручья. Впрочем, не думаю, что они вообще бывали там этимлетом. Я все время говорил им, чтоб они держались подальше от этого места.

Он произнес это спокойно, без всякого выражения, ноМэри-Линетт вдруг почувствовала, что даже Тодд и Вик могли его послушаться. Онане помнила, чтоб Джереми когда-нибудь участвовал в драках. Но иногда его кариеглаза становились страшными, и за спокойной внешностью этого парня проглядывалочто-то первобытно чистое и жестокое, которое, пробудись оно, могло сотворитьмного зла.

— Мэри-Линетт, я знаю: ты, может, считаешь, что это немое дело, но… но я думаю, тебе лучше держаться подальше от этих парней. Если тыдействительно хочешь их найти, давай я пойду с тобой.

Мэри-Линетт почувствовала теплый прилив благодарности. Онане могла принять его предложение… но с его стороны это было очень славно.

— Спасибо, — сказала она. — Это было бызамечательно, но… спасибо.

Джереми пошел в здание станции за сдачей. Мэри-Линеттсмотрела ему вслед. Что он чувствовал, оставшись совсем один на белом свете вдвенадцать лет? Может быть, ему нужна была помощь. Может, надо было попроситьотца, чтобы тот предлагал ему какую-нибудь случайную работу по дому? Ведь онвыполнял ее для других. Но Мэри-Линетт понимала, что должна быть начеку:Джереми ненавидел все, что пахнет благотворительностью.

Он протянул ей сдачу.

— Вот. Слушай, Мэри-Линетт…

Она взглянула на него.

— …если найдешь Тодда и Вика, будь осторожна.

— Я знаю.

— Я не шучу.

— Знаю, — сказала Мэри-Линетт. Она протянула рукуза сдачей, но он все еще не отдавал ее. Более того, он сделал нечто странное:одной рукой раскрыл ее ладонь, а другой положил на нее счет и сдачу. А затемсжал ладонь и удержал ее руку в своей.

Это мгновение физической близости удивило ее… и тронуло. Онавдруг обнаружила, что смотрит на тонкие загорелые пальцы, крепко, но нежноудерживающие ее руку, на его золотое кольцо с печаткой, украшенной черным рисунком.

Но еще больше она удивилась, снова взглянув ему в лицо. Вего глазах читалась забота… и, похоже, уважение. На какой-то миг ее охватилвнезапный и совершенно необъяснимый порыв рассказать ему обо всем. Но что онподумает! Джереми очень трезво смотрел на вещи.

— Спасибо, Джереми, — сказала она, выдавив слабуюулыбку. — Береги себя.

— Это ты береги себя. Если с тобой что-то случится,кое-кому здесь будет тебя недоставать.

Он улыбнулся, но Мэри-Линетт, уже отъехав от бензоколонки,все еще чувствовала его тревожный взгляд.

Ну, и что дальше? Она потратила почти весь день на поискиВика и Тодда. А сейчас, вспоминая взгляд спокойных карих глаз Джереми,спрашивала себя: что, если все это с самого начала было дурацкой затеей?

…Карие глаза… а какого цвета глаза у «большого блондинистогокота»? Странно, но она не могла точно вспомнить. Когда он говорил о своейстаромодной семье, они были карими, а когда заявил, что любит девушек с норовом,ей показалось, что они блекло-голубые. Потом эти странные глаза, словно лезвиеклинка, вдруг вспыхнули стальным блеском и стали холодными и серыми.

«Какого черта ты об этом вспоминаешь? Зачем тебе это нужно?Хоть бы они у него были и оранжевые. Гони-ка прямо сейчас — домой! Нужноподготовиться к сегодняшней ночи.

И как это Нэнси Дрю всегда находит людей, которых нужнодопросить?»

«Ну почему? Почему? Почему я?»

Эш уставился на желтые слезы кедра, застывшие в ручье.Сверху на Эша глазела белка, у которой не хватало ума спрятаться от палящегосолнца. Позади него, на камне, ящерица подняла вначале одну лапку, затемвторую…

«Это нечестно! Это неправильно».

Ему даже не верилось.

Ему всегда везло. Или, по крайней мере, всегда удавалось впоследний момент избежать беды. Но сейчас беда настигла его, это был полныйкрах.

Его сила и власть, все, во что он верил… Как мог он утратитьвсе это за несколько минут? Из-за девчонки, возможно, даже ненормальной иопределенно более опасной, чем все его сестры, вместе взятые?

«Нет, — мрачно заключил он. — Нет, нет и нет. Неза несколько минут. Всего за доли секунды».

Он знал так много девушек — прекрасных девушек! Ведьм стаинственными улыбками, вампирш с дивной кожей, волосатенькихдевушек-оборотней. Даже смертных девушек с модными спортивными автомобилями —славных девушек, которые никогда не возражали против укуса в шею. Почему же этаоказалась не такой, как они?

Ну, значит, не судьба. Не вышло. Что толку рассуждать сейчасо какой-то там несправедливости. Главное теперь решить, что делать со всемэтим. Просто опустить руки и отдаться на милость судьбы?

«Я соболезную твоей семье», — сказал ему Квин.

Возможно, все дело в этом. Эш стал жертвой редферновскихгенов. Редферны постоянно влипали в неприятности: они на каждом шагуспутывались с людьми.

Итак, он может дождаться Квина и выложить ему в качествеоправдания все, что с ним случилось: мол, простите, я очень сожалею, но событиявышли из-под контроля, и теперь я даже не могу закончить расследование.

Если он так поступит, Квин призовет Старейшин, и они сами вовсем разберутся.

Внезапно Эш почувствовал, что весь напрягся. Взгляд егоприщуренных глаз устремился на белку… рыжей молнией она метнулась вверх.Позади, на камне, замерла ящерица.

Нет, он не станет покорно дожидаться неминуемой кары! Онсделает все, что в его силах, чтобы спасти ситуацию… и честь семьи.

Он сделает это сегодня ночью.

— Мы сделаем это сегодня ночью, — сказалаРовена. — Когда совсем стемнеет, перед восходом луны. Перенесем ее в лес.