Правила боя. Исток - Анна Московкина Страница 18

— Стол. Поняла. — Рината высунула язык и старательно принялась исправлять ошибку.

— Я про другое. Впрочем, это не мое дело.

— Ничего не понимаю. А тут что за каракуля? Как я догадаюсь, о чем речь, если ни одной буквы не разобрать!

— Ну, Рин! — возмутилась малявка, за что получила поучительный щелбан по темечку.

Время текло размеренно, медленно, но неотвратимо приближалась середина последнего летнего месяца.

Жара спала, легкий ветерок щекотал гриву леса, покрывал рябью широкую Урмалу. До осени оставалось все меньше времени, мне пора бы уже собираться в Милрадицы, а перед школой я хотела побывать дома. Речь об этом зашла в один из тихих теплых вечеров, когда Сворн уже сам озвучил предложение остаться.

— Ты могла бы мне помогать.

— Я ничего не умею, — отмахнулась я. — Тем более меня приняли в Милрадицкую школу общих наук.

— А ты хочешь там учиться?

— Не знаю.

Уже ночью, когда Майорин собрался на заставу, а я провожала его на крыльце, он вспомнил этот разговор:

— Тебе нечего делать в Милрадицах.

— Предлагаешь остаться здесь?

— Я могу тебя учить сам. Со мной, по крайней мере, ты сможешь научиться контролировать исток.

— Я уже его контролирую.

— Тебе кажется. Впрочем, как хочешь. Мое дело предложить. Думай.

Много времени на раздумье не понадобилось. Я догнала колдуна на полдороге.

— Я хочу, хочу поехать с тобой.

— А как же Сворн?

— А что Сворн?

Колдун щелкнул меня по носу и засмеялся:

— Нравишься ты ему, дуреха.

— Я не дуреха.

— Как есть дуреха.

— Ты нашел владельца кинжала?

— Нет, как в воду канул. Но кое-что я узнал.

— Что?

— Такие кинжалы делали в Цитадели Магии, Айрин. Он набирает силу из пущенной им крови. Кто-то уже знает про тебя.

— Что же он его потерял?

— Не потерял. Проверял. Знал, что ты остановилась у смотрящего. Может, сам Ральер ему об этом и сообщил.

— Но зачем? Он пожертвовал жизнью ради тебя!

— Или его убили, пока он не сболтнул лишнего, а силу вытянули тем самым кинжалом, который ты так неосмотрительно потеряла.

— И что теперь делать?

— Глаз с тебя не спускать, а лучше убить и разом решить все проблемы. Пойдем до дому провожу, шастаешь по ночам. — Майорин улыбался, но что-то мне подсказывало — он говорил серьезно.

Кажун — приятель Сворна, долго краснел, зеленел, пыхтел, но решился-таки. Вышедшая поутру вынести помои Льяля закричала от испуга, не сразу признав во вытянувшемся на крыльце молодце с саженым мечом распустеху Кажуна. Я выглянула на крик.

Парень надулся и важно сообщил:

— Меня взяли в ратные. Я теперь страж переправы, скоро стану наместником!

— Поздравляю, — севшим голосом прошептала перепуганная девушка.

Кажун растрепал рыжую макушку, залился свекольным румянцем и, вцепившись в Льялю взглядом, будто в смертного врага, выпалил:

— Пойдешь за меня? За ратника?

Теперь краской залилась Льяля. Она поставила на землю ведро, подошла к парню.

— Думала, ты никогда не соберешься!

Потом, конечно, отправляли сватов, сговаривались насчет свадьбы, но девушка частенько мечтательно вздыхала и пропадала вечерами, возвращаясь с полыхающим лицом.

В день отъезда снова зарядил дождь, будто отговаривая от дальней дороги. Пеструшка грызла трензель, взрывая копытами землю. Майорина провожали новый наместник и Яриний, они продолжали обсуждать дела, даже когда колдун влез в седло. Меня вышло провожать все семейство. Карин, едва оправившаяся после смерти мужа, напекла и наготовила в дорогу всякой снеди, умоляла не есть всухомятку, напоминала, что где лежит. Льяля ворчала, что я не остаюсь на свадьбу, рядом топтался раскрасневшийся Кажун, Рината долго висела у меня на шее, хлюпая курносым носом.

Сворн сперва протянул руку, потом передумал, отдернул ладонь и обнял меня.

— Я тут тебе подарок смастерил. — Он протянул мне шнурок с деревянным оберегом.

На обереге был любовно вырезан велманский узор. Я нерешительно взяла подарок. Потом сняла с шеи инесскую глиняную бусину.

— Отдариваешься, значит? — горько спросил парень.

— Так будет лучше. Спасибо, побратим.

— Удачи, посестрица.

Однажды я пожалею об этом.

Я завязала на шее кожаный шнурок оберега, зная, что никогда не потеряю, а если снимут, то только силой.