Паломничество жонглера - Владимир Аренев Страница 18

…Брат Гланнах постучался к нему ночью, когда Иссканр только-только задремал. Он было решил: что-то стряслось, — и да, судя по осунувшемуся лицу монаха, действительно что-то стряслось, но не с караваном, как подумал Иссканр, а лично с Гланнахом. И — догадался Иссканр минутой позже — не в Дьенроке, а еще в пути, когда этот странный человечек, который умеет интересно рассказывать и увлеченно слушать, узнал о матушке Шали.

— Простите, я несколько не вовремя… я уйду, если вы скажете, но, откровенно говоря, дело не терпит отлагательств.

Иссканр жестом предложил монаху войти. В конце концов, раз «не терпит отлагательств»… да и интересно было, каким боком брат Гланнах имеет отношение к матушке Шали.

То есть, может, конечно, и не боком вовсе, но в самый правдоподобный вариант верилось с трудом. И пусть так — всё одно: не стал бы Гланнах так волноваться, будь его встреча с заведением матушки даже единственным за всю жизнь случаем недозволенной услады плоти, не стал бы, точно!

В дряхлом гостиничном креслице и при свете свечи этот человек-кролик выглядел еще незначительней, безобидней, чем обычно. Но, как обычно, стоило ему заговорить, и всё переменилось.

— Скажите, Иссканр, откуда у вас такое имя? Оно ведь не слишком распространенное, верно?

Другой бы разозлился: стоило ли вламываться посреди ночи, чтобы задавать дурацкие вопросы?! Но Иссканр понимал, это лишь прелюдия, зачин, так сказать.

— Матушка Шали говорила, так когда-то звали древнего героя, что ли… Еще из пралюдей.

— Верно. Не совсем, но верно… А она, выходит, про отца или про мать ничего тебе не рассказывала? Вообще — откуда ты взялся, может, какие-нибудь подробности… — И тут до Исскаира допёрло!

— Простите, брат Гланнах, а вы, часом… не в отцы ли мне метите, а? — Не зря, видно, монах с «вы» на «ты» перескочил!

Тот медленно покачал головой:

— Ни в коем случае.

— Тогда, может, вы знали моих родителей?

— И да, и нет. И да, и нет… Так что насчет подробностей?

— Ничего не припоминаю. Подумать бы надо…

— Думай. А я пока вот что скажу. Время от времени в Ллаургине случаются события, которые люди несведущие называют чудесами.

— Это вроде тех россказней про человека, которого зверобоги прокляли и обрекли на бессмертные скитания?

Брат Гланнах как-то странно взглянул на Иссканра.

— Да, вроде того. Ну вот, я не верю в чудеса, хотя не раз видел такое, что иные поспешили бы назвать чудом. Всему в Ллаургине Отсеченном есть свое объяснение. Всему. Кроме одного. Загадка эта мучает меня вот уже больше двадцати лет, но ответа на нее я не нашел до сих пор. И я бы никогда не поверил, что это не досужая выдумка, не совпадение, дивное сочетание непроясненных обстоятельств, если бы собственными глазами не видел, как некий младенец… да что там, ты, ты!.. — вот кто был тем младенцем!..

Резкий стук в дверь прервал монаха на полуслове.

— Скорей! — заорал кто-то за дверью. — Иссканр, ты там заснул, что ль?!

За дверью обнаружился встревоженный Толлиш, еще один помощник Лукьерра.

— В чем дело?

— Да какая-то напасть!.. — Он только махнул рукой, весь в изодранном платье, со свежим шрамом на виске. — Идем скорей, сам увидишь.

Иссканр схватил меч и поспешил за Толлишем, даже не взглянув иа Гланнаха. Он не сомневался, что монах во что бы то ни стало дождется его возвращения.

И тот действительно дождался. Когда спустя примерно полчаса Иссканр ввалился в комнату — как и Толлиш, в изодранной одежде, в перьях, с многочисленными легкими ранами от птичьих клювов, — Гланнах по-прежнему сидел вкресле.

— Я думал, вы не успеете, — сказал он тихо, снова переходя на «вы». — Что это было?

Иссканр не ответил — он в ужасе уставился на черную плеть змеиного тела, лежавшую посреди комнаты.

— Мертва, — проронил монах. — Вползла через окно и успела укусить, но я убил ее.

— Это тайяга!

— Я знаю. Ее яд смертелен, но действует не сразу. Я боялся, что вы не успеете. Скажите же наконец: там, на улице, — что это было?

Иссканр дернул плечом:

— Сдуревшая стая цапель ни с того ни с сего набросилась на ослов и лошадей. Заклевали до смерти двух погонщиков, нас вон потрепали, пока мы всех перебили. Но как же вы…

— Цапли, говорите?! — Иссканру показалось, что монах даже привстал в кресле, хотя этого быть никак не могло: яд тайяги постепенно парализует тело, и удивительно, что Гланнах вообще еще жив и может говорить. — Неужели?!.. Значит, правда…

Иссканр пожал плечами: ну да, правда. Он растерялся и не понимал, что, собственно, происходит…

— Значит, действительно никаких чудес! — торжественно заявил монах.

— О чем вы?

— О вас… Тем ребенком были вы, Иссканр, вы!

— Каким ребенком?!

— Которого я нашел в… — Он замолчал, будто всего лишь хотел перевести дыхание, Иссканр терпеливо ждал, но монах так и не сказал больше ни слова.

Ибо брат Гланнах, как это и случается во всех историях подобного рода, умер. Слишком рано, чтобы успеть рассказать всё до конца, и слишком поздно, чтобы Иссканр не заинтересовался своим происхождением.

Следующие два года он потратил на поиски правды. Они же завели его сегодня в Лабиринт.

— Привал! Ты что, оглох, воитель! — кудахтнул Быйца. — У тебя, может, ноги и стальные, а некоторым и отдохнуть не во вред будет. Вон как пацана уморили, едва дышит, — последнее, разумеется, относилось к Мыкуну. Тот и впрямь выглядел не очень. Но полудурок всегда выглядел не очень, насколько помнил Иссканр.

Впрочем, спорить он не стал. Только подумал, подходя к месту, выбранному Фринием для привала, что вот ведь какая штука: он, Иссканр, всё-таки в чудеса верит. Вопреки всему.

Вопреки даже тому, что бессмертный человек из легенд сейчас ворчит и трясет своей седой бородищей совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки. И меньше всего похож на чудо.

Интересно, что сказал бы на это брат Гланнах?

* * *

— Чего ревешь, конопатая? — Девчонка вздрогнула и едва не кувырнулась с берега в воду.

— Не подходи!

— Не подхожу, — вздохнул Кайнор, вспоминая недавний разговор с утопленником. — Так чего ревешь-то?

— Чего надо, того и реву! А ты кто такой?

— А я… я так, мимо шел.

— Ну и дурак! — шмыгнула носом конопатая. — Лучше б по дороге шел, а не по берегу.

— С чего это ты решила, что лучше? — искренне удивился Гвоздь.

— Потому как… потому… — Она снова разревелась. Кайнор терпеливо ждал. Наконец слезы у конопатой иссякли, а вот любопытство осталось. — Ты что, правда, ничего не слыхал?