Забери мечту с собой - Ольга Гусейнова Страница 18

Доползла до него, осторожно положила свою лохматую голову ему на колени и игриво заглянула в глаза. С ножом, прижатым к сапогу в одной руке, он медленно протянул вторую и провел рукой по моей холке. Я придвинулась еще ближе, положив ему на ноги еще и лапу. Наглеть, так по полной! Он тихонько рассмеялся и прошептал, продолжая гладить мою волчицу:

– Такая же красивая и белоснежная, как Сири. И глаза – словно сапфиры и наглость – выше крыши! Наверное, тебе тоже уступишь палец, а ты по локоть откусишь.

С одной стороны, мне было приятно слушать Глеба, а с другой – непонятно. Я хмыкнула и, вывалив язык, положила ему на ноги вторую лапу, продолжая помахивать хвостом.

– Вот о чем я и говорю, Белоснежка! Наложила ты на меня свои лапы, как одна известная мне беловолосая особа с кисточками на ушах.

Мне было приятно, пока Глеб чесал меня за ушами, а после этой похвалы я радостно встрепенулась и, встав на ноги и осторожно приблизив к его лицу свою морду, с огромным, непередаваемым удовольствием лизнула его. И увлеклась – начала вылизывать его колючую от щетины, но такую любимую щеку. Он засмеялся и обеими руками потрепал меня по холке, потом ласково похлопал по спине и потискал за шею и уши. Я от радости боднула его головой, а он, не удержавшись, завалился на спину, тиская меня за шею.

В этот момент на поляну вышел партизан, и я только краем глаза заметила, как он вскинул ружье – и в тишине леса раздался оглушительный грохот… Мое плечо опалила дикая множественная боль. Я взвыла и рванула в лес. Следующий выстрел совпал с диким ревом Глеба, заоравшего на горе-охотника и выбившего у него из рук ружье.

Я до заката валялась в кустах дикой смородины, не рискуя скулить и пыталась достать языком до раны. Но, оказалось, что длины моего языка для лечения недостаточно. Я чувствовала, как из моего тела потихоньку вышло несколько круглых маленьких металлических шариков, но на полное исцеление времени уже не осталось, вечер наступил и, чтобы не вызвать подозрений, надо возвращаться обратно в лагерь. Идти до него всего ничего и поэтому я обернулась прямо в кустах. Пока шла к лагерю, меня немного шатало, но, ступив на территорию людей, усилием воли заставила себя ровно идти до стола, на котором как раз накрыли ужин. Многие уже успели поесть, поэтому я, присев скраешку, быстро съела похлебку и, выпив узвара, ушла спать.

На мою удачу, в землянке никого не было, уютно потрескивала печь. Для регенерации мне необходим покой и немного времени, поэтому я осторожно, стараясь не тревожить раненное плечо, сняла меховую безрукавку и куртку, чтобы ими накрыться, а в двух рубахах и штанах залезла наверх и, перекатившись на живот, еле сдерживая болезненный стон, провалилась в сон.

Проснулась я от того, что меня уже привычно подняли на руки и уложили внизу к стене, потом сквозь сон я почувствовала, как рядом лег Глеб и обеими руками прижал меня к себе. Как назло, ладонью попал поверх еще не совсем зажившей раны и – утихшая было боль разлилась по всей спине. Вскрикнув, я выгнулась от боли, а потом, закусив губу, попыталась выровнять сбившееся дыхание и отстраниться от Глеба. Он замер и в следующий момент вскочил с кровати. Подошел к столу и зажег лучину.

На меня напряженно смотрели три пары глаз. Своим криком я подняла на ноги всех троих мужчин. Шмыгнув носом и украдкой стерев слезу, повыше натянула на себя одеяло и исподлобья посмотрела на них. Я в ужасе думала о том, что со мной сделают, если догадаются, кто я такая, тем более, в памяти всплыло что-то про осиновый кол…и костер. Мама!

Глеб подошел, присев рядом, наклонился надо мной и поднял мое лицо за подбородок. Всматриваясь мне в лицо, надо думать, бледное, с синяками под глазами, хмурил брови. Потом осторожно, но твердо отодвинув меня от стены, прижал к груди и замер. Скорее всего, он заметил на светлой ткани рубахи кровавые разводы на лопатке. Я чувствовала себя мерзко, вдобавок ко всему, слезы потекли градом и расползались на его рубашке мокрым пятном. Его рука скользнула к моей пояснице, потом я голой кожей ощутила прикосновение прохладного воздуха. Глеб медленно, осторожно снял с моего плеча обе рубахи и они повисли на шее и второй руке.

– Вить, посвети-ка мне, пожалуйста!

Его глухой голос заставил меня нервно вздрогнуть, но как только к нам приблизились Роман и Виктор, я свободной рукой вцепилась в край воротника Глеба, притягивая его ближе к себе. Я боялась всех, точнее моя сущность, испытывая боль и потеряв много сил, доверяла только одному человеку – Глебу! Он погладил меня по руке, успокаивая, а потом вместе с Виктором начал изучать мою спину. Оба вдруг рвано выдохнули, потом Глеб хриплым тяжелым голосом спросил, не отстраняясь от меня и в тоже время, словно выставил между нами невидимую преграду:

– Как это произошло?

Тяжело сглотнув, я слегка пожала здоровым плечом, но хоть что-то надо было сказать:

– Случайно вышло, ничего страшного, Глеб, заживет, на мне все как на собаке заживает, так что через пару дней, наверное, даже следа не останется.

Все трое молчали, потом Глеб, убрав от себя мои руки, встал с кровати, отошел к стене и, задрав голову, уткнулся взглядом в окошко. Только по тому, как сжимались и разжимались его кулаки, да играли желваки под кожей, я видела, насколько он в ярости и напряженном раздумье. Виктор, отступив от меня на пару шагов, вернул лучину на стол. Они с Романом молча и недоуменно смотрели на нас с Глебом. Роман, белый орлан, великолепно прятал свои мысли и чувства, не позволяя никому уловить ни малейшей догадки о том, что он думает обо мне. Зато взгляд Виктора стал снова подозрительным, будто на мне написана вся моя подноготная.

Глеб, резким движением подняв руки, с силой потер лицо, повернулся и хриплым жестким голосом обратился ко мне, глядя прямо в глаза и не позволяя их отвести:

– Как это возможно, Сирила?

Я, хмыкнув, попыталась сделать вид, что не понимаю, о чем он спросил. Снова пожав плечом, но настороженно следя за ним.

– Та Белоснежка и ты – это одно и то же, или я просто схожу с ума, но столько совпадений не может не говорить об этом? Или кто-то просто разводит меня или злобно шутит?

По-детски вытерев рукавом слезы, я скривилась в печальной улыбке:

– Нет ничего невозможного, Глеб. Ну почему тебе так трудно принять этот факт как данность? Или, если у меня иногда вырастает шерсть и появляются лапы и хвост, я перестала устраивать вас как помощник? Или не могу понравиться как девушка?

Последнее, я спросила хриплым от обиды и отчаянья голосом. О Великая, неужели моему короткому счастью пришел бесславный конец. И мечта так и останется мечтой, печальным привидением паря за спиной.

– Так это правда или нет, Сири?

Его резко прозвучавший в маленьком подземелье вопрос снова заставил меня вздрогнуть от страха, но обманывать я не стала. В душе еще почему-то теплилась странная и даже противоестественная искорка надежды на то, что он поймет и примет меня такой, какая есть. Тем более, на его лице не отразилось ни презрения, ни отвращения, ни страха, как бывает у людей. Его лицо с хмурой складкой на лбу и напряженая фигура говорили только о том, что сейчас он для себя выясняет слишком важные вещи, которые могут повлиять на его дальнейшую судьбу. Поэтому вытянула вперед здоровую руку и трансформировала в волчью лапу.