Не проси моей любви - Светлана Рыжехвост Страница 18

— Не словами, но…

— Вот именно, — воскликнула Ирина Игнатьевна, — он и мне сразу позвонил. Сказал приехать и успокоить! Они же пожениться должны были, — зажурчала она. — А Мариночка взяла и все переиграла. Ей большой начальник на чувства ответил… Впрочем это совершенно не важно, верно? Сашенька просто хотел еще раз поговорить. Он же ее любит. А она вон чего устроила.

— Тогда Марина позвольте подытожить: вам не угрожали, побоев не наносили, личного имущества не отнимали, — задумчиво уточнил Степан Дмитрич.

— Он вытащил мои ключи, — жалко возразила я.

— Из сумочки? — спросил участковый.

— Из руки, — я подняла ладонь.

И все, как по команде уставились на мою абсолютно невредимую руку.

— Все ясно, — произнес Степан Дмитрич.

А я четко осознала — сейчас меня выставят виноватой.

— Вы можете проводить меня до дверей? — глухо попросила я.

— Не стоит утруждаться, — тут же влезла Ирина Игнатьевна, — я сама…

— Я не пущу вас в свой дом, — вскинулась я. — Чтобы вы тут ни говорили, но я знаю правду. Он тащил меня в мою же квартиру, и чтобы он там со мной сделал — неизвестно!

Я повернулась к участковому:

— Вначале они хотели денег за отмену свадьбы…

— Она наговаривает, — возмутилась Ирина Игнатьевна.

Но на это у меня был ответ:

— Есть письмо с отсканированными чеками и итоговой суммой, которую они с меня хотят. А так же Александр признал, что это он проколол шины у моей машины. И я найду видеозапись — на парковке было достаточно машин с видеорегистраторами!

Меня охватила какая-то лютая злость. Я представила, что живу в постоянном страхе. Что возвращаюсь домой оглядываясь и сжимая в потных ладошках газовый баллончик. Ну уж нет! Это не жизнь, а существование!

— Не надо так нервничать, — спокойно ответил Степан Дмитрич. — Мы не на допросе и вообще, все это — лишь беседа старых знакомых. Я просто хочу сказать, что подъездный инцидент доказать будет практически невозможно. Но! Вы совершенно верно сказали о видеорегистраторах. Вот за это вашего бывшего ухажера можно будет привлечь. Или договориться, что он обязуется забыть ваш адрес и выплатить компенсацию за порчу имущества, а вы не будете обращаться в соответствующие органы.

— Марина, не смей ничего писать, — отчеканила бледная Ирина Игнатьевна. — Не смей портить моему мальчику жизнь! Ты разрушила все, что я создавала долгие годы! Все испортила! Ты не имеешь права добивать его!

Степан Дмитрич посмотрел на меня, оценил мое состояние и вдумчиво сказал:

— Я бы не советовал вам, Марина, о чем-либо договариваться с…

— Ириной Игнатьевной, — подсказала я.

— С Ириной Игнатьевной. По крайней мере наедине. А вы, Ирина Игнатьевна, если желаете сыну добра, то расскажете все как есть.

Он вложил ручку в блокнот и, закрыв его, внимательно посмотрел на мать Сашки. Та, подарив мне тяжелый взгляд, процедила:

— Хорошо. Это, в принципе, не тайна. У Сашеньки есть небольшое психическое расстройство…

Только матушкино воспитание и папины нотации не позволили мне возмущенно заорать «Что?!» Не тайна?! Только вот почему я об этом ничего не знала?!

— Я не буду вдаваться в детали, — Ирина Игнатьевна всплеснула руками, — ничего серьезного. Он просто должен принимать таблетки. На пятом курсе Сашенька влюбился в эту вот вертихвостку. Она висла на нем как мартышка, прости господи. А после исчезла! Тогда у Сашеньки случилось обострение и ему пришлось даже, м-м-м, поехать в санаторий. Полгода назад они случайно встретились, и Саша сделал все, чтобы начать с ней полноценные здоровые отношения. А после она все разрушила! И теперь он вновь перестал пить таблетки! Он сказал, что не видит смысла травить себя химией, если это все равно ничего не меняет — он не нужен любимой женщине нормальным, значит, она оценит его ненормальным.

В комнате повисла тишина. Меня продрал мороз и я, невольно поежившись, тихо-тихо выдохнула:

— А почему нельзя было об этом сказать? До того, как все зашло слишком далеко?

— В наше время у людей слишком много предрассудков, — поджала губа Ирина Игнатьевна. — Мой сын совершенно нормальный.

— Пока пьет таблетки, — кивнула я. — А за что его упекли в больницу?

— В санаторий, — дрогнувшим голосом поправила Ирина Игнатьевна. — Это неважно. Та девица сама виновата, она играла чувствами моего сына. Никакой мужчина этого бы не потерпел!

— Ирина Игнатьевна, — я подалась вперед, — если ваш сын хотя бы попробует, хотя бы подумает о том, чтобы что-то со мной сделать — я его засужу. Я сегодня же, сейчас же, позвоню отцу. Да, он иностранец. Но! Он профессор в университете и замолчать историю не получится.

И, переведя взгляд на руки Ирины Игнатьевны, я так же выразительно добавила:

— Он не только профессор.

Женщина поспешно прикрыла ладонью браслет:

— Не понимаю, о чем ты.

— Да нет, явно понимаете, — сощурилась я. — Амулетами балуетесь.

— Все, что от тебя требовалось — стать хорошей любящей женой, — скривилась Ирина Игнатьевна, игнорируя мои слова об амулетах. — Я поговорю с Сашенькой.

И тут Василина, с хорошим чувством момента, с интересом уточнила:

— Так это, бывший твой, псих, что ли?

— Не смейте так говорить о моем сыне! Это всего лишь небольшая проблема…

— Небольшая проблема решается психологом, а если человек без таблеток не может вести себя адекватно — это большая проблема, — хмуро произнес Степан Дмитрич. — Я буду держать ситуацию под контролем.

Ирина Игнатьевна встала и, окинув нас презрительным взглядом, процедила:

— С расходами из-за сорвавшейся свадьбы мы разберемся сами, Марина. Так что будь любезна решить свои проблемы с машиной самостоятельно.

— Машина меня сейчас беспокоит в последнюю очередь, — я поежилась. — Возьмите, пожалуйста, своего сына на сворку.

Коротко выругавшись, Ирина Игнатьевна пулей вылетела в коридор.

— Дела-а, — выдохнула Василина. — А мы-то с Васькой оказались правы.

Василий, вышедший следом за Ириной Игнатьевной в коридор, вернулся и посмотрел на Степана Дмитрича:

— Сделать-то что можно?

Участковый тяжело вздохнул:

— Пока нет состава преступления — ничего. Все, за что можно прихватить этого вашего Александра — прокол шин. Но его даже не посадят. Тут вам нужна консультация юриста, но…

— Ясно, — кивнула я. — Пока я жива и без переломов — все в порядке. А я слышала, что можно запретить человеку преследовать другого человека или как-то так.

— Можно, — кивнул Степан Дмитрич и усмехнулся, — в Америке есть такой закон. В каждом сериале показывают.