Хадамаха, Брат Медведя - Илона Волынская Страница 18

– Наш шаман осмотрел погибших, – тысяцкий был мрачен, как ущелья его родных гор темной Ночью. – Никакой заразы не обнаружено. – И, помрачнев еще больше, добавил: – На редкость здоровые чукчи… и гекчи.

– Там кто-то был, – твердо отчеканил Хадамаха. – Не разглядел я толком – сперва свет этот красный… – он невольно поморщился, вспоминая резь в глазах. – Потом вихрь черный… Но я смех слышал и зубы видел! Вот и Пыу говорит…

– Что двух здоровых и сильных баб угрохала калека с одним глазом и одной рукой! – издевательски перебил тысяцкий.

– А может, она нижнемирская ведьма-албасы! У них все не как у средних людей… В смысле, из Среднего мира которые, – протянул Пыу, но, поймав устремленные на него ехидные взгляды, нахохлился, нервно кутаясь в накинутую на плечи парку, и со вздохом признал: – А может, у меня от того проклятого Рыжего огня куриная слепота образовалась! То медведей верхом на оленях вижу…

Дядька Хадамахи вздрогнул и торопливо покосился сперва на Пыу, потом на невозмутимого племянника.

– То черных одноглазых баб с рукой на груди! Господин тысяцкий, прошу дать мне отпуск! По болезни, – жалобно закончил щуплый стражник.

– Куриная слепота не от Огня, а от снега бывает! – насмешливо сообщил тысяцкий. – Без отпуска обойдешься, у нас и без того людей мало!

– А я говорю – не было там никого! – вмешался дядя. – Ни баб, ни медведей, ни оленей… Ай-ой, чего это я, олени были, – он окончательно смешался и наконец выпалил: – Да что я, не увидал бы, если б кто к моим арестованным крался? Они просто раз – и померли! Господин тысяцкий, а шаман наш, того, ошибиться не мог? У него и Днем-то шаманской силы не много, а уж Ночью, когда Белые камлать не могут… – Дядя не закончил фразу, лишь вопрошающе поглядел на начальника.

– Где я вам лучше возьму – сильный шаман за стражницкое жалованье работать не пойдет, – рыкнул тысяцкий. – Но в болезнях он хорошо разбирается! Вылечить не вылечит, но от чего помер – скажет точно!

– Может, они естественной смертью померли? – с надеждой спросил седоусый стражник.

– Вот ежели у покойника нож из горла или копье из спины торчит, тут да, помереть – дело естественное, не придерешься, – обстоятельно ответил дядька. – А ежели покойник сам по себе, непонятно от чего, – вот живые души, а вот уже мертвое тело, – то это дело куда как неестественное! Я понятно изъясняюсь? – слегка смутившись от непривычно долгой речи, спросил дядя.

– Да куда уж понятнее, – буркнул тысяцкий. – И еще шрамы эти на их лицах от Огня, – он опасливо понизил голос, и все головы тоже невольно втянулись в плечи – ведь речь шла не о благословенном Голубом, а о проклятом Рыжем пламени.

– А может… – Пыу вдруг перестал трястись, и лицо его просветлело надеждой, – яд какой хитрый? Вроде порошочка? Чего проще – дунули тем порошком в нашу сторону, арестованные брык, и того! Мало ли, какие у чукчей враги могли быть? Или, наоборот, сообщник – чтоб те его не выдали!

– Они – того, а мы чего ж тогда живы? – недоверчиво кривясь, фыркнул тысяцкий.

– Я к тому и веду – вдруг тот яд на всех по-разному действует? – аж подпрыгивая от возбуждения, выпалил Пыу. – Чукчей с гекчами вовсе переморил, нам с Хадамахой голоса да медведи мерещились…

– Никаких медведей, – упрямо пробурчал дядя.

– Ничего мне не мерещилось! – одновременно буркнул сам Хадамаха.

– Ну а на вас не подействовал вовсе! – триумфально закончил Пыу.

Физиономия тысяцкого стала задумчивой:

– Хм… А что… Как первоначальная версия – сойдет! – И впервые с визита в чукотский валкаран поглядел на Пыу одобрительно. – А если этот яд… или болезнь… или что там еще… действует только на чукчей… а чукчи у нас в Сюр-гуде уже все кончились… то есть того… скончались… Тогда, значит, остальные вне опасности и об этом деле можно благополучно забыть! – и тысяцкий громко хлопнул ладонями по своему столу. – Так, все на посты и смотрите мне – глядите в оба! А ты, Пыу, отгонишь порша к Ягун-ыки! Расскажешь ему, как городская стража Ночами не спит, защищая его имущество, – глядишь, он нам к Рассвету еще одну караулку отольет. – Тысяцкий довольно усмехнулся. – В храм зайдешь, найдешь дежурную жрицу, отдашь записку, – царапая на квадратике бересты, добавил он. – Оленей в разных городах воровали, так что дело, выходит, всесивирского масштаба! Пусть пошлют весть с северным ветром. И Эрлик с тобой, потом можешь домой идти, куриную слепоту лечить, – поглядев на трясущегося Пыу, снисходительно усмехнулся тысяцкий.

– Вот спасибо так спасибо, господин тысяцкий! – мгновенно воспрянул духом щуплый стражник, выхватывая записку у того из рук. – Все живописую в лучшем виде, так, что господину тысяцкому еще и повышение выйдет!

– А вот этого не надо, без тебя разберемся! – строго буркнул тысяцкий.

Пыу помрачнел. Негромко переговариваясь, стражники потянулись на выход. Только Хадамаха приостановился у стола тысяцкого.

– Так мы, значит, убийцу искать не будем? – осведомился он. Смотрел мальчишка в сторону, и голос и лицо его были равнодушными – казалось, его просто интересует, стоит напрягаться или можно заняться своими делами.