Трофейная ведьма - Лана Ежова Страница 17

— Вероника, мне уйти?

Черные глаза смотрели серьезно, с надеждой и нежностью. И я знала: он уйдет, если потребую. И осознание, что он в полной моей власти, наполняло смущающей радостью.

И потому я ответила не так, как он ожидал:

— Останься. Пожалуйста, останься, Герман…

Широкие ладони обхватили мое лицо. Прикосновение губ, как спусковой крючок. Эмоции, как распрямившаяся пружина. Они хлынули из глубин души, затопляя сознание.

Герман целовал жадно: то нежно, то страстно, слегка прикусывая мои губы. От его больших, чуть грубоватых рук, скользящих по моему телу, их смелых ласк я окончательно утратила чувство реальности.

— Герман, — простонала, когда он подхватил меня на руки.

Где моя спальня, он знал. И там мы оказались быстро, словно у моего охотника отросли крылья.

Он — мой мужчина. Созданный именно для меня. А я — его женщина. И принадлежать кому-то — не страшно, как думалось раньше. Наоборот, упоительные ощущения возносили в небеса. Отдаваясь его рукам, тая от его жарких поцелуев, растворяясь в его объятиях, я чувствовала себя самой желанной и самой нужной в мире.

Внезапно, отпустив меня и даже отойдя на шаг назад, Герман настороженно спросил:

— Ника, ты не такая, как всегда. Ты уверена в том, что делаешь?

Я дернулась за ним, как будто нас связывали невидимые путы.

— Люблю тебя я, глупый… — выдохнула ему в губы. — И ты люби меня, Герман.

Нетерпеливо рыкнув, он принялся меня раздевать, не забывая дарить ласки. Но этого уже было мало. Я хотела, хотела… сама не знаю чего. Хотела больше прикасаться к нему, сильнее чувствовать Германа. Быть ближе. О да, я хотела чувствовать острее, и одежда мешала.

И в какой-то момент перехватила инициативу. Нет, я ее нагло отобрала, толкнув охотника на спину и смело оседлав его бедра.

Ярко-белая луна бесстыже заглядывала в окно, заливая комнату серебристым светом, и я могла хорошо рассмотреть замершего мужчину. Он ждал. Он затаился. И почти не дышал. Прирожденный охотник боялся спугнуть добычу? Наивный! Меня от него не оторвет ни одна сила мира. И это он — моя добыча.

Наклонившись, поцеловала в ямочку на подбородке, шаловливо прикусила кожу в изгибе шеи. Затем нежно провела подушечкой большого пальца по мужским губам, сейчас мягким и податливым, а еще минуты назад — жадным и ненасытным. Медленно очертила густые, жестковатые брови цвета смолы. Не оставила без внимания и крупный нос с горбинкой, оставшейся после перелома. По очереди поцеловав скулы, проложила цепочку легких поцелуев к уголку его рта.

— Ника, мучительница моя, — простонал он, будто испытывая сильную боль.

Его руки, лежавшие вдоль тела, обхватили мои ягодицы. Сжав на секунду, слегка пододвинули меня выше, и я ощутила, насколько Герман напряжен. Джинсы ему мешали, однозначно… Но сначала оголим верх.

Наклонившись и почти касаясь губами его губ, прерывисто попросила:

— Помоги снять с тебя футболку.

Он выполнил просьбу в то же мгновение. И как при этом играли его мускулы! Демон! Почему я раньше не обращала внимания, как он великолепно сложен?.. Защитные охотничьи татуировки призывно темнели на коже, и я не стала противиться желанию: пальцами и языком очерчивала каждый завиток и спираль, не пропуская ни одну руну. Целовала на предплечьях, плечах… На груди и животе.

Кожа моего мужчины пахла солнцем, сандалом, немного мылом и чем-то незнакомым, но таким притягательным и пьянящим. Таким, что хотелось упиться этим ароматом.

Когда мои губы добрались до его пресса, и принялись целовать кубики, Герман выдохнул сквозь зубы — получилось, как шипенье, и я с трудом удержалась от смешка.

Сейчас попрошу перевернуться на живот, чтобы обследовать тату на спине… Но сперва сдерну с него джинсы — ткань раздражала ставшую чувствительной кожу на моих бедрах.

Увы, Герман решил по-другому. В какой-то миг мы поменялись ролями: я оказалась на кровати, он, упираясь локтями, навис сверху.

— Мой черед, Ника, — сообщил он довольно и прикусил мочку моего уха. Словно электрические разряды побежали по моей коже, и я не сдержала стон.

Прикосновения и поцелуи любимого лишили самообладания, заставив забыть о приличиях, вырвали из реальности.

Герман был щедр на ласки, но не на слова. А я так хотела слышать его низкий голос, от которого по спине разбегались мурашки. Хотела слышать вновь и вновь, что я самая желанная на свете.

И Вселенная услышала меня.

— Ника, как же я долго ждал тебя. Я мечтал о тебе, девочка моя любимая, несколько лет… — признался он, прежде чем покрыть мою шею сводящими с ума поцелуями.

Моя кожа горела, грудь ныла, ожидая прикосновений чуть грубоватых пальцев Германа. И он, словно читая мои мысли, давал почувствовать то, о чем не успевала попросить вслух.

Самым близким, самым родным, самым желанным стал он для меня. И я решилась. Решилась на клятву вечной любви Герману. В момент единения наших тел я мысленно начала произносить ее: «Сходи по мне с ума, живи мной…»

Я ожидала боли, а вместо нее пришло наслаждение. Умопомрачительное, дикое, которое вроде не полагалось испытывать в первый раз. И это была моя последняя связная мысль…

Дурман схлынул на рассвете.

— Пить, — прошептала через силу пересохшими губами.

— Сейчас, любимая.

Охотник, бодро вскочив с кровати, будто и не было бурной ночи, бросился исполнять мою просьбу.

Я же вырубилась.

Проснулась из-за светящего в глаза солнца. Нега переполняла меня, хотелось улыбаться и мурлыкать, как кошка.

Потянувшись, охнула — болело все тело, притом в самых неожиданных местах. Радужное настроение резко схлынуло. Попыталась встать — вышло со стонами и поминанием демона. Ступни коснулись холодного пола, и только тогда я обратила внимание, что голая. На груди, руках, животе, бедрах темнели странные темные пятна…

И вот тут-то пришло осознание, что произошло, а за ним — и вспоминания. С кем, как, сколько раз…

Боже мой! Я провела ночь с Германом Волковым! С тем, от кого нужно держаться подальше! Отдала ему свою невинность, а еще хотела произнести заклятие вечной любви… Произнесла?.. Не помню! Кажется, нет…

Шлепнувшись обратно на разворошенную постель, уставилась в стену.

Я потеряла голову из-за приворота. Мятный коктейль недаром пах ванилью.

Вика, моя единственная подруга, что же ты наделала?! За что ты так со мной? А с собственным братом?.. Неужели решила, что сделала нам добро? Ох, Вика! Чтоб тебя демон отлюбил три раза за твою подлость!

Впиваясь ногтями в матрас и ругая негодяйку уже в голос, увидела записку, воткнутую в раму зеркала. «Ника, меня вызвал отец. К трем должен вернуться. Люблю тебя. Герман».