Последний из Рода - Наталья Авербух Страница 17

— Только-то? — Он поворачивается. На стене сидит небольшой паучок. Совсем маленький. Да и тот торопится скрыться от светового круга. Дескать, позвала, баньши, я пришел, показался и хватит с тебя. Дальше сама. — Из-за этого ты испугалась?

Я не отвечаю, всхлипываю. Я испугалась. Не паука, но испугалась. Какая же я была дура, когда пыталась продолжить Род в отродье трактирной служанки! И мне бы пришлось всю жизнь дышать рыбой… Отвратительно!

Кричу снова. Мой крик спас несчастного паучка от неминуемой гибели. Тиан уже шел к стене с явным намерением раздавить несчастное создание, лишь бы я замолкла.

— Что еще?

На этот раз на беззвучный зов пришел более солидный паук. Спустился с потолка на паутине, покачивается у меня перед носом… большой, с ноготь будет. Мужской причем.

— Тут полно пауков! — Плачу. — Я боюсь!

— Это всего лишь пауки. — Успокоительно.

— Мне страшно. — Рыдаю, как маленький ребенок. Была в Роду одна девочка, она боялась темноты, пауков и одиночества… Тиан подходит ближе, неловко гладит по голове. Я хватаю его за руку. Паук поспешно карабкается по паутине, пока храбрый человек его не прикончил. — Не уходи! Пожалуйста! Я боюсь оставаться одна. Прошу тебя!

— Но… — Нерешительно.

Не спорю, захлебываюсь слезами. Баньши не привыкать лить слезы. Я плачу о своей глупости, о непоправимой ошибке, которую чуть было не совершила. Своими руками толкнула человека в объятья этой… этой…

— Останься.

Он оглядывается на дверь. Смотрит на меня.

— Хорошо, только постель принесу.

— Нет!!! — Как его отпустить, когда за стеной еще не выветрилось мое колдовство?! Если он увидит служанку до рассвета… не хочу! Нет! Он смотрит на меня, как на сумасшедшую. Сочувственно и слегка раздраженно. — Не оставляй меня! Не уходи! Я не хочу спать! Я еще не ложилась. Ляжешь сюда, я рядом посижу. Мне нет нужды спать, я ведь в телеге еду. Пожалуйста! Мне страшно!

Подношу его руку к лицу. Кап… моя слеза падает на его кожу. Тиан отдергивает руку, как ужаленный. Не верит. Не одобряет.

Молчу. Больше ничего сделать нельзя. Какая же я все-таки дура. Княгиня, оборви мою нить, я не хочу больше этого…

— Прекрати. — Тихо. — Я никуда не пойду.

Он уснул. Я сидела на полу — сна действительно не было — и тихо перебирала струны. Тихая, убаюкивающая мелодия. Никаких предсказаний сегодня.

Медленно приходило понимание: так нельзя. Дело не в девчонке. Я вообще не найду достойной матери для его ребенка. Подобной женщины просто не существует. Нет такой, кто могла бы выносить семя Берсерка. Я не смогу позволить ему связаться с недостойной женщиной. Не сумею. Дальше будет хуже. Следующую девчонку я просто убью. Упадет с лестницы, сломает шею…

Нет, так нельзя!

Не может баньши вмешиваться в судьбы чужих людей.

Она и в жизнь своего человека вмешивается только для сохранения Рода.

Да уж, сохранила! Дальше некуда… испортила человеку такой вечер… И дитя, чью нить уже спряли слуги Ткачихи, не появится на свет. Эйш-тан в ярости — чувствую.

И… Вдруг он возненавидит меня? Если я каждый раз буду так поступать… Даже мой глупый и неопытный смертный в конце концов поймет, что не просто так я срываю его «свидания». Нет, нет, только не это! Я не перенесу его ненависти. О, Княгиня!..

Выход прост.

Я уйду. Уйду сейчас, пока не стало поздно. Найдется другая — прислуга, подавальщица, крестьянка — кто угодно. Я приду потом. Когда уже не смогу вмешаться и испортить его судьбу. Приду к нему. Или к ребенку. А, может, не явлюсь вообще. Княгиня дала мне смертное тело, я больше не привязана к дому, где живет мой Род. Уйти, пропасть, затеряться… Уйти.

Но не сейчас. Позже. Еще минуту. Час. Запомнить его, навсегда сохранить в памяти таким, какой он сейчас: расслабленным, спокойным, с открытым, мальчишеским лицом, которого еще не коснулась тень смерти. Спи, мой человек. Набирайся сил. Завтра тебе снова отправляться в путь…

Тиан

Я просыпался долго, трудно. Сон не хотел отпускать. Всю ночь мне грезилось не пойми что, словно фейки наслали — говорят, могут. Снилось мне ставшее уже привычным пламя. Снились идущие в бой скелеты, внутри которых ревел огонь. Я видел Елину Огнь — хохочущую, простирающую навстречу мне руки, зовущую. Видел странного лиса с умными, грустными глазами: рыжего, с белой, словно седой, полосой по хребту. А еще мне снилась Нара. Нара, уходящая от меня. Я звал ее, просил остаться, но она отвечала грустно, что огонь — не для нее. Говорила, что не Воин я, не мое это, чужое. Корила, что выбрал неправильно, не по тому пути пошел… Упрекала, что не послушал ее, не понял, что для меня лучше. И кто-то смеялся. Весело так, ядовито, злобно и жестоко. И шептал мне в ухо: «Не выйдет. Не справишься. Прогнил Род, не прорасти семени, не разгореться Огню. Отомщу я вам, отплачу. Не призовешь, не откроешь, не впустишь. Только сгоришь». Я хотел возразить, побежать, остановить, но мог лишь смотреть. Смотреть как она уходит, слушать противный шепот, молиться Единому, просить прощения…

А в моей развороченной, раскрытой, словно ворота, груди еще билось сердце — черное, словно кусок угля. Толчками выплескивалась кровь, текла по рукам, превращалась в пламя. Пламя тут же потухающее, холодное, мертвое. И смотрела на меня с немой укоризной огненный маг, и выл, задрав в черное небо острую морду рыжий лис, и хохотал кто-то, злорадствовал, проклинал.

Странный сон… Хорошо бы — не вещий.

Открыв глаза, я обнаружил, что один в комнате. Нехорошее предчувствие кольнуло душу. Успокаивало лишь, что гитара так и осталась лежать тут. Не ушла бы менестрелька без нее, не бросила бы Друга.

«Меня бы бросила, гитару — нет», — подумалось. И от понимания этого обидно стало… Будто не попутчица она случайная, а…

Чуть успокоившись, я протер глаза, поскреб заросший колючей щетиной подбородок и попытался вспомнить, во сколько отходит обоз. Вроде, договаривались на полдень, но спуститься вниз не помешает, мало ли. Да и Нара небось уже завтракает. Вчера-то ничего, считай, и не ела, проголодалась, небось. И чего это она от рыбы так нос воротила? Тоже мне, богачка…

Внизу ее не оказалось. Хозяин, к которому я побежал сразу, как понял — никто с утра менестрельку не видел, — сообщил, что еще ночью та ушла. Сказала, ненадолго, на луну глянуть, вдохновением запастись. Менестрели они все, с придурью… Как ей запретить было?

И когда не вернулась она, хозяин не обеспокоился. За комнату я заплатил, за еду — тоже. Решил, что обокрала меня девка, да и сбежала, невиданное ли дело.

Единый, прости меня, но в тот момент хотелось придушить этого жирного борова, отпустившего мою девочку…

Стоп, с каких это пор она моя? Баба с возу — кобыле только легче, ведь так говорят? И гитару оставила, дурочка… Словно нужна мне она.