Шаг влево, шаг вправо - Александр Громов Страница 17

Не врал Екклезиаст: «Что было, то и будет». Пожалуй…

И все-таки если можно получить удовольствие от езды по московским улицам, то лишь на стыке ночи и утра: трассы почти пусты, толп нищих на тротуарах еще нет – не их время. Лишь некоторые, согнанные конкурентами с благодатных мест, с ночи занимают позиции возле подъездов многоквартирных домов в расчете на полусонную психологию ранних пташек: в девяти случаях из десяти приставалу матерно обложат, но уж один раз подадут щедро. Пьяный и не вполне проснувшийся – близнецы-братья.

Возле моего подъезда в многоэтажке, выпирающей углом на улицу Алексея Свиридова, знакомый приставала – потертый мужчинка с сизым похмельным мурлом – проводил меня сумрачным взглядом, сплюнул вслед, но клянчить денег на сей раз не дерзнул, понимая, что опять напорется на «работать не пробовал?». Впрочем, что я могу о нем знать? Может, и пробовал когда-то. Между нами говоря, все эти президентские программы борьбы с люмпенизацией населения мало чего стоят, а почему так получается – не знаю. Однако люмпенов не убывает, это точно.

А этот к тому же неумный. Если бы встал днем в центре перед любым модным магазином с картонкой «Подайте на чип!» – имел бы успех. На чип не наклянчил бы, а на опохмел – запросто.

Неслышно отомкнуть дверной замок. Тихонько снять обувь, осторожно, чтобы не скрипнула дверь, заглянуть в спальню. Так я и знал: Маша опять спала вместе с дочерью. Она часто делает так, когда я забываю явиться домой ночевать. Днем она покрикивает на Настьку, а вот ночью… Закрыть глаза и чувствовать рядом с собой тепло своего ребенка, просто чувствовать, не видя его лица, забыв на недолгое время о проклятой сорок седьмой хромосоме…

Это приятно, наверное.

Может быть, нам следовало завести второго ребенка. Маша не захотела, при моих намеках сразу замыкалась наглухо, уходила в себя. Я не сразу ее понял. Одно дело знать из книг и от врачей, что болезнь Дауна случайна, а не наследственна, что второй ребенок почти наверняка родится нормальным здоровым младенцем, и совсем другое – каждый день слышать лепет олигофрена, видеть эти вздутые щеки, этот вечно высунутый, не помещающийся во рту язык… И винить себя, только себя.

Мне кажется, Маша не поверила ни врачам, ни книгам.

Мы не отдали дочь в платный приют – не захотели, да и не смогли бы, наверное. Ни я, ни Маша. Нас не уговаривали, нам, вопреки очевидному профиту приюта, старательно объяснили, что дети с болезнью Дауна обычно контактны и доброжелательны, уход за ними несложен. И это оказалось правдой. Трудно не любить своего ребенка, каким бы он ни был. Не прощать Настьке выходок, значения которых она не способна понять, не играть с ней, не покупать шоколадных батончиков…

Вот только второго ребенка мы так и не завели.

Есть хотелось зверски. После вчерашних гамбургеров из «Госснаба» во рту у меня не было маковой росинки. Я поспешил на кухню, вскрыл первую попавшуюся под руку жестянку, с хлюпаньем умял некоего гада в томате, запил растворимым кофе и почувствовал себя лучше. Теперь можно было приняться за дело.

Что я и сделал, перетащив в кухню кресло и размешав в чашке еще одну порцию кофе, на этот раз без сахара.

Возникающее от записи на чип гигабайтных массивов чувство легкого отупения, которое, впрочем, сравнительно быстро проходит, мне сейчас не грозило. Двести с довеском мегабайт информации – не объем. Давая мне задание, Максютов прекрасно понимал: на любой мыслимый анализ столь скромного массива данных мне скорее всего потребуется восемь-десять часов. В самом крайнем случае пятнадцать, но уж никак не больше.

«ЧИППИ!»

Шар холодного огня раскрылся, рассыпая карточки. Тысячи карточек. Ни одна не имела шанса ускользнуть от внимания, я видел их все и мог читать до полусотни одновременно. Это предел, мой «потолок». За полтора года чип в моем черепе превратился в сильно устаревшую модель, над которой теперь снисходительно посмеиваются владельцы того же CROWN’а-VL-2100, – а зря. Глупцы и пижоны не возьмут в толк, что предел возможностей определяется мозгом. Каков бы ни был кнут, увечную клячу не превратить ни во владимирского тяжеловоза, ни тем более в фаворита стипль-чеза.

Честное слово, это радует…

Сумасшедшая пляска карточек. Не калейдоскоп, не осенние листья на ветру – нечто иное, чему нет названия ни в каком человеческом языке, что невозможно описать словами… Ага, вот что подсунуто мне… Так я и думал. Для простой вводной, пожалуй, многовато.

Катастрофы, причем – странные катастрофы. Странности без катастроф. Необъяснимые явления. Известные миру и нет. И все это с приложением документов, фотографий, заключений комиссий всех мастей, показаний свидетелей, протоколов допросов обвиняемых по уголовным делам!

Ага.

Если нынешнее дело о разрезанном доме и… гм… некоторых странностях с людьми и животными не лежит в том же ряду – пилите меня на кусочки, четвертуйте! Укусив предварительно той же собакой!

В юности я не задумываясь выложил бы год жизни в обмен на такую вот подборочку материала, не вошедшего в пестрые бульварные сборники о великих тайнах бытия. Чуть позднее – поторговался бы. Теперь же предстоящая работа не вызывала во мне ничего, кроме желания сделать ее точно, скрупулезно и чем скорее, тем лучше.

Первым делом я отметил, что массивы данных Шкрябуна и Максютова во многом пересекаются. По сколько-нибудь необычным катастрофам последних лет – полностью. Почти все, что было в подборке второго, наличествовало и у первого, но у Шкрябуна имелось еще многое сверх того. Зато в материале Максютова явственно прослеживалась внутренняя логика, кто-то как следует поработал с данными, отбросив лишнее. «Меньше знаешь – крепче спишь», – верно сказано, и, кажется, генерал-майор Максютов имел намерение сберечь мой сон.

Я не стал гадать, что бы это значило. Главное, начальство, по-видимому, не имело пугающего намерения упечь меня в высоколобые аналитики, что само по себе было отрадно, а в остальном – прорвемся…

Поискав, от чего бы я мог оттолкнуться, я нашел один случай. Поселок с чудесным названием Клин-Бильдин Зарайского уезда Московской губернии, 17 мая нынешнего года. Приблизительно в 10 часов утра ВЕСЬ (подчеркнуто) персонал уездной психиатрической больницы, от главврача до уборщицы, по неизвестной причине покинул здание больницы в состоянии ярко выраженной паники. В давке, возникшей на лестнице, санитар Безуглый получил травму лица. Опрос участников бегства не дал результатов: ни один человек не сумел сколько-нибудь внятно объяснить, что послужило причиной столь постыдного поведения. Примечательно, что спустя пять-десять минут большинство фигурантов происшествия вернулись в здание и более не ощущали ничего необычного, кроме вполне понятной неловкости. Примечательно также, что ни один из больных, независимо от диагноза, не принял участия в массовом забеге врачей, медсестер и санитаров, за исключением некоего гражданина Васина, впоследствии разоблаченного как симулянт шизофрении. В прессе инцидент не освещался, местные власти интереса к происшествию не проявили, экспертная группа не выявила никаких физических аномалий в здании больницы и его ближайших окрестностях.