Я живу в этом теле - Юрий Никитин Страница 17

– А, – ответила она, – здравствуй. – Ееголос чуть потеплел, но не настолько, чтобы я насторожился. Когда женщинапроявляет повышенное внимание, лучше обойти стороной. Людмила же интонациейлишь показала, что узнала.

– Как ты там?

– Нормально, – ответила она все так же нейтрально.

– Это хорошо, – сказал я неуклюже. – В нашемненормальном мире… э… любое нормальное скоро станет ненормальным. Ты чемзанимаешься сегодня вечером?

– Да так, – ответила она все тем жеголосом, – сейчас только пришла. Включу телевизор, начну готовить ужин.Дел много, занята.

– Понятненько, – ответил я. Нужно было повеситьтрубку, но уж очень она жила близко, и я сделал попытку: – Может быть,заскочу к тебе на часок?

В трубке прозвучало ровное:

– Нет-нет, сегодня не могу.

– Гм… Занята?

– Ну как тебе сказать…

– Ладно, – сказал я с сожалением. –Как-нибудь в другой раз, ладно?

– Ты очень понятливый, – донесся голос.

Я пролистал книжечку. Вера, Изольда, Валентина… А воткакая-то Лариса… Ага, это осенью, когда попал под дождь. Впереди шла женщина сзонтиком, я пристроился к ней, так и добежали до остановки автобуса. В салоневзял у нее телефончик, а на следующей выскочил, ей же было ехать куда-то накулички…

В раздумье я изучал номер. Звякнуть, что ли? Даже лицасейчас не вспомню, торопился. Хотя какая разница?

А пальцы уже крутили диск. На том конце трубку взяли послевторого гудка, прозвучало осторожное «да». Я сказал:

– Алло, Лариса?.. Это Королев. Помните, мы как-товместе добежали под вашим зонтом до автобуса? Дождь лил – ужас!.. Кажется,последний дождь, на другой день повалил снег… Вы в автобусе дали телефон, а наследующей остановке я вышел.

В трубке после паузы прозвучало:

– А… Помню. Вы такой высокий, черноволосый.

– Он самый, – обрадовался я. – Как вы там?

– Нормально, – ответила она нейтральным голосом.

– Это хорошо. В нашем ненормальном мире… Ты чемзанимаешься сегодня вечером?

– Пришла со службы, буду готовить ужин. Включутелевизор.

– А что идет? – спросил я, стараясь, чтобы невыглядело, что напрашиваюсь в гости.

– Какой-то фильм, – ответила она, тоже тщательновыравнивая интонацию, чтобы я, не дай бог, не подумал, что она приглашаетнастойчиво, даже зовет, мужчины этого не любят и боятся. –Приключенческий… Потом звезды эстрады.

– Это уже ничего, – одобрил я. – Я бы начасок заскочил к тебе на чашку чаю. Как ты?

– Заходи, – ответил в трубке ровный голос. –Откуда звонишь?

– С Киевского, – соврал я.

– Как раз мясо пожарю. Запиши, как доехать…

Я был не на Киевском, но нужно заскочить в гастроном, аближайшие закрылись, придется пройти пешком почти две остановки.

Я шел к ее дому напрямик, запоминая дорогу обратно к метро.Ночью все выглядит иначе, легко запутаться, а в позднее время спросить не укого, если же опоздаешь на пересадку, то лови такси, а это полста рублей тю-тю.

Лариса открыла дверь, улыбнулась, пропуская в прихожую. Я снеловкостью втиснулся, я всегда почему-то в прихожей смущаюсь. Лариса тут жеускользнула на кухню, там шипело и булькало, оставив раздеваться ипереобуваться в домашние тапочки.

Живет одна, но плюнуть в лицо тому, кто скажет, что этоквартира женщины, которая живет одна. Одинокая, но не одна. В ванной в глазасразу бросился изящный бритвенный прибор, блеснули лезвия «Жиллетт», а встаканчике – две зубные щетки. Это не значит, что живет кто-то из мужиков,дураку ответит с усмешкой, что в подмышках бреет, а умный и не спросит –понятно, это и есть уют. Если кто подзадержится, то утром можно сразу наслужбу… Может, это и бывает последней каплей, когда колеблешься: пересилитьсебя и встать из теплой постели, а потом – в холод и ночь, или остаться доутра.

– Я шампанское сразу в морозилку, – предупредиля. – Пусть хоть чуть остынет.

– Да-да, – согласилась она. – Тут есть место…

В уголке морозильной камеры только кусок подернутого инееммяса. Я положил бутылку набок, захлопнул, нога моя зацепила табуретку, азадница осторожно опустилась на сиденье.

Она суетилась возле плиты, на сковородке вкусно шипело, я снеловкостью подгребал ноги, когда она осторожно распахивала холодильник, –кухня маловата.

На плите булькало, кастрюльки гремели, а я украдкойрассматривал ее со спины. Рослая, сложена неплохо. Видно, замужем была недолго,если была. У плиты старается, но ощущение такое, что чаще питается всухомятку.Для гостя на стол летит дефицит – тут мы еще не европейцы, – к томуже знала, что приду, а мясной магазин – вон через улицу. Мол, мужик безмяса – не мужик, а голодная обозленная тварь.

– Проголодался? – спросила она, не оборачиваясь.

– Да нет, ничего.

– Еще минут пять! Мясо почти готово.

Рядом со сковородкой разогревается нечто в мелкойкастрюльке, подпрыгивает крышка, и по всей кухне расходится аромат гречневойкаши.

Я вспомнил, что пора сказать что-нибудь приятное, и заметил,что у нее очень уютно – хрен там уютно! – но она расцвела, сталарассказывать, как подбирала обои, искала им в тон шторы, а я рассеянно кивал,украдкой посматривая на часы: пятнадцать минут до метро, полчаса до пересадки:перекрывают в час, так что отчаливать нужно не позже половины первого…

Взгляд рассеянно скользил по верхушке кухонного шкафчика,где выстроились два ряда фирменных бутылок. «Бехер», естественно, коньяк«Наполеон», глиняные бутылочки «Рижского бальзама», деревянные сувенирные сКавказа – вино в них плевое, но из-за бутылок берут. Штук восемь маячит вовтором ряду. Видок таков, словно один приемщик пустой тары поставляет этидекоративно-нищенские выставки на весь город. В детстве бабушка рассказывалапро соседа, что по бедности ел картошку в кожуре, а потом на крылечке, чтоб навиду народа, ковырялся в зубах: мол, ел мяса вволю.

– Готово, – сказала она.

Я опять с неловкостью смотрел, как она выкладывает намножество тарелочек ломтики селедки, масло, специи, зелень… Жалованье у нее,судя по всему, не очень, как бы не остаться должным. Как и почти любой мужик,мой разумоноситель больше всего на свете боится остаться в долгу. Пока хорошо,то никто никому, а как на разрыв, то такое присобачат! Не только кормили-поили,но одевали и на бутылку в карман совали.

– Вкусно? – спросила она.

– Спасибо, хорошо.

– Положить еще?

– Нет-нет, спасибо.