Хроники ведьм. Наследство колдуньи - Мирей Кальмель Страница 17

И юный шевалье де Сассенаж был этому очень рад.

Когда его охватывала ностальгия и начинали одолевать воспоминания об Альгонде, которую он в очередной раз уступил Матье накануне их свадьбы, или о Филиппине, которая своим приданым и своим именем могла бы узаконить его статус бастарда, он заставлял себя думать о светло-карих глазах Мунии. Он любовался необычной красотой этой черноволосой женщины, с наслаждением вдыхал ее запах с нотками мускуса и… придумывал тысячу доводов, почему ему нужно охранять ее, помимо тех, которые ему сообщил Гуго де Люирье. Ему хотелось знать, почему и при каких обстоятельствах она предала своего супруга, однако он и без этого находил для ее поступка множество причин уже просто потому, что никаких других занятий у него не имелось. А Ангеррану не хотелось давать волю тоске по Сассенажу, тем более что впереди его наверняка ждало славное будущее рыцаря…

Когда до Родоса, этого хранителя морей, оставалось несколько кабельтовых, он понял, что у убийцы осталось совсем мало времени и ему придется действовать. Гуго де Люирье находился с товарищами на носу корабля — они наблюдали за маневрами галеры под генуэзским флагом. Полагая, что теперь она в безопасности, Муния вышла на палубу и, презрев всякую осторожность, приблизилась к лееру, чтобы полюбоваться сопровождавшей судно стаей дельфинов. Ангерран присел на моток троса, прислонившись спиной к мачте. С этого места он прекрасно видел и группу янычар, игравших в шашки, и молодую женщину, которая наклонилась над бортом, чтобы лучше видеть. Хватило бы небольшого толчка, чтобы она упала за борт. Но указать ей на опасность он не мог, поскольку тем самым нарушил бы свою анонимность. Сердце Ангеррана забилось быстрее, поскольку он осознавал риск ситуации, и все же он остался на месте, сосредоточив все внимание на тюрбанах. Один из янычар вдруг отделился от группы, причем так стремительно, что Ангерран вскочил. Турок пробирался среди такелажа, гибкий и бесшумный, как змея. Он столь искусно прятался за окружающими предметами, что, не прислушайся Ангерран к своему внутреннему голосу, он бы ничего не заметил. Ангерран последовал за турком, но так, чтобы его маневр не углядели беззаботно смеющиеся товарищи, которые, не показывая вида, тоже следили за перемещениями будущего палача.

И только когда в руке янычара, успевшего вплотную подойти к Мунии, блеснуло лезвие кинжала, он бросился вперед так стремительно, словно от этого зависела его собственная жизнь. Турок что-то выкрикнул на своем языке, но Ангерран перекрыл его слова своим криком. Муния вздрогнула и повернулась. Увидев готового к последнему броску янычара, она нашла в себе силы для бегства. Мгновение — и турок хватает ее, прижимает спиной к лееру и уже заносит руку, чтобы вонзить нож. Еще мгновение — и меч Ангеррана отсекает эту сжимающую оружие руку.

На носу судна началась паника: матросы подняли по тревоге госпитальеров, и те поспешили вмешаться. Однако Ангерран понимал, что расслабляться не время: турок знал, что больше не жилец, и эта уверенность прибавила ему ярости и сил. Из раны на руке хлестала кровь. Он ударил обрубком Мунию по лицу, чтобы заставить разжать руки, которыми она вцепилась в веревку, обрамлявшую бортик, и увлечь за собой в своем падении. Она закричала, теряя сознание от страха, но пальцев не разжала. Ангерран действовал по наитию: попытайся он ударить турка мечом, то мог бы задеть молодую женщину, на которую тот налег всем своим телом, поэтому шевалье де Сассенаж выхватил кинжал, запрыгнул противнику на спину, чтобы одной рукой схватить за голову, а второй — перерезать ему горло. Он наносил удары вслепую, попадая то в лицо, то в грудь, а турок пытался сбросить его с себя, не выпуская при этом Мунию. Наконец Ангеррану удалось обхватить ногами корпус янычара. Свободной рукой он потянул за тюрбан, заставляя его приподнять подбородок. Этого оказалось достаточно, чтобы его нож скользнул в брешь между бородой и грудью. С отвратительным бульканьем кровь хлынула на уже испачканное лицо египтянки. Ангерран спрыгнул и оттянул турка назад, чтобы он не упал на женщину, а потом уронил труп в красную лужу. Все было кончено. Муния — спасена. Не помня себя от пережитого ужаса, она бросилась к Ангеррану в объятия и стала его благодарить. Подоспевший Гуго де Люирье обнял Мунию за плечи и помог спотыкающейся девушке спуститься в каюту. На судне воцарилась тишина. Турки приблизились к своему товарищу, истекающему кровью на палубе. Руки и ноги его до сих пор подергивались, глаза закатились.

— Я увидел у него в руке кинжал, у меня не было выбора, — сказал им Ангерран в ответ на полные черной ярости взгляды, обращенные к нему, и пошел прочь.

Шевалье де Сассенаж отмыл от крови меч, нож, руки и лицо, а потом вернулся в то место под лестницей, где хранились его вещи, чтобы переодеться в чистое. Покончив с этим, вышел на палубу и, опершись о борт, стал ждать высадки. Он планировал сойти с корабля первым, как ему настоятельно советовал Гуго де Люирье. Пока моряки пришвартовывали судно, Ангерран рассматривал крепостную стену с огромными башнями по углам, окружавшую город. Прямо перед ним, у входа в порт, высилась башня Найяк. Чуть позади вздымалась гора с плоской вершиной, укрытой оливковыми рощами. Небо было затянуто тучами, но теплый ветер нес от берега ароматы специй и сладкий запах цветов. Душу Ангеррана переполняла гордость оттого, что первое в своей жизни важное поручение он исполнил с блеском.

Улыбаясь своим мыслям, он перекинул через плечо мешок с личными вещами и спустился по трапу на причал. Оттуда широкая улица привела его в самое сердце города. По обе стороны ее располагались многочисленные постоялые дворы, напоминая путешественникам о том, что все торговые пути Средиземноморья, шла ли речь о продаже пряностей и тканей или кораблей и галер, проходили через Родос.

Ангерран остановился в заведении, которое ему порекомендовал Гуго де Люирье. Хозяйке было сказано, что он пока еще не знает, как долго задержится на острове. Постояльца такого высокого ранга, естественно, не стали селить в общей спальне, располагавшейся на нижнем этаже. Ангерран получил в свое распоряжение отдельную комнату с уборной, за которую плата взималась вперед на целую неделю, по понедельникам. Заведение выглядело вполне приличным, и все же юноша поспешил вынуть с помощью ножа несколько планок паркета возле ножки кровати и спрятать в этом тайнике все имевшееся у него золото. На этом процветающем острове многие богатые банкиры из Генуи и Венеции имели свои кассы. При необходимости Ангеррану не составило бы труда получить звонкую монету в обмен на верительные грамоты, щедро выданные ему бароном Жаком де Сассенажем.

Ангерран запер окно своей комнаты во избежание нежелательных проникновений и улегся на постель, чтобы дать своему телу заслуженный отдых. На корабле он порядком измучился от качки и теперь мечтал поскорее забыть о связанных с плаванием неприятных ощущениях. Засыпая, он вспомнил о том, как улыбалась ему благодарная египтянка. Юноша тешил себя надеждой, что их пути еще пересекутся.

Чуть свет Ангеррана навестил Гуго де Люирье и вручил ему внушительную сумму в обмен на молчание.

— Когда меня примет Пьер д’Обюссон [8]? — спросил Ангерран, для которого эта аудиенция значила больше, чем полученные деньги.