Полмира - Джо Аберкромби Страница 17

– Ты меня пугаешь, – как-то сказала Рин.

– Да ты что? У меня мечту всей жизни отняли, каким мне еще быть? – нарычал он на нее.

И что она могла ответить?

Он попытался вернуть ей кинжал.

– Мне он больше не нужен. И я его не достоин.

– Я его для тебя делала, – отрезала она. – И я все равно тобой горжусь.

Она всегда была как кремень, его сестренка, и никогда не плакала, а тут у нее в глазах стояли слезы. И от вида этих слез Бранду стало так больно, так больно, как никогда после драки. А дрался он много, и били его часто.

Так что он попросил Фридлиф налить ему снова. И снова. И снова. А Фридлиф качала седой головой: мол, как же так, такой молодой, и пьет горькую, как так можно. Но он не первый такой к ней приходил за выпивкой. В конце концов, она ж с этого жила – наливала и наливала.

Зачем он пил? Затем, что, надравшись, он обвинял в том, что случилось, других. Всех подряд: Хуннана, Колючку, Раука, отца Ярви, богов, звезды над головой, камни под ногами. А протрезвев, понимал, что он сам во всем виноват.

Он врезался в стену в этих потемках, его повело и развернуло, внутри плеснул гнев, и он заорал:

– Я поступил правильно!

И он ударил в стену кулаком и не попал – и к счастью, а потом рухнул в канаву – знать, кончилась удача.

Потом его стошнило прямо на руки.

– Ты Бранд?

– Был, – пробормотал он, пытаясь встать на колени.

Над головой маячила фигура мужчины. А может, их было двое.

– Тот самый Бранд, который тренировался вместе с Колючкой Бату?

Он презрительно фыркнул, в носу опять засвербило от запаха рвоты, и его чуть снова не вывернуло.

– К сожалению.

– Тогда это тебе.

Лицо окатило ледяной водой, он заплевался, попытался подняться на ноги, оскользнулся и рухнул обратно в канаву. Пустой бочонок покатился по булыжнику. Бранд смахнул с лица мокрые волосы и в свете фонаря разглядел стариковское лицо, исчерченное морщинами и испещренное шрамами. И седую бороду.

– Надо бы мне тебе в морду дать, старый козел, – просипел он.

Впрочем, в этой канаве не так-то просто встать на ноги, да и стоит ли?

– Так я ж тебе дам в ответ, а битой мордой делу не поможешь. Поверь, я знаю, о чем говорю. Сколько раз уже через это проходил.

И старик положил ладони на колени и низко склонился над ворочающимся в канаве Брандом:

– Колючка сказала, что ты – лучший из тех, с кем она тренировалась. А вот я гляжу на тебя, сынок, и думаю, что на лучшего ты совсем не похож.

– Время, оно никого щадит.

– Не щадит, это верно. Но воин дерется до последнего. Вроде как ты воин, а?

– Был, – снова ответил Бранд.

И тут старик протянул ему здоровенную лапищу:

– Ну и отлично. Звать меня Ральф. Пойдем, я тебя отведу туда, где ты сможешь всласть подраться.

Ральф отвел его в старый склад. Там горели факелы, и место для поединков было огорожено веревками, прямо как на тренировочной площадке. Только обычно вокруг площадки толпились люди, а тут особо много народу не наблюдалось. Зато тот, кто наблюдался, едва не вызвал у Бранда новый приступ рвоты.

На высоком табурете, со сверкающим ключом от сокровищницы королевства на груди, восседала Лайтлин, Золотая королева Гетланда. Рядом примостился человек, который раньше был ей сыном, а теперь стал ее служителем – отец Ярви. А за ними стояли четверо рабов в серебряных ошейниках – два здоровенных инглинга с устрашающими топорами за поясом и не менее устрашающими, как из камня рубленными, мордами, и две девицы, схожие, как две половинки грецкого ореха. Косы у них были такой длины, что приходилось наматывать их на руки.

А у стены стоял самый отвратный из противников Бранда по тренировочной площадке – Колючка Бату. Вся такая непринужденная: одна нога согнута и упирается в камень, на губах кривая насмешливая улыбочка.

И странное дело: сколько раз в пьяном угаре он винил ее во всех своих бедах! А тут вдруг увидел – и понял, что рад ее видеть. И вообще воспрял духом. Нет, не потому, что она ему нравилась, нет. Просто самый вид Колючки напомнил ему о временах, когда он сам себе нравился. Когда будущее было понятно, и это будущее его вполне устраивало. Более того, у него были большие надежды на это будущее, и мир казался полным чудес и опасностей.

– Я думала, что ты сюда не дойдешь.

И она продела руку в щитовые ремни и подхватила деревянный меч.

– А я думал, тебя камнями раздавили, – парировал Бранд.

– А это никогда не поздно успеть, – подал голос отец Ярви.

Ральф пихнул Бранда между лопаток, и тот, путаясь в ногах, вылетел на площадку.

– Ну давай, парень, покажи, на что ты способен.

Бранд никогда остротой ума не отличался, а сейчас, после выпивки, и вовсе нещадно медлил, но суть уловил верно. Он даже умудрился дойти до стойки с тренировочным оружием по прямой и почти не шатаясь, взял меч и щит, спиной чувствуя холодный оценивающий взгляд королевы. Лайтлин подмечала каждое его движение.

Колючка уже встала на позицию.

– Ну и видок у тебя, – пробормотала она.

Бранд оглядел рубаху, мокрую и кое-где, увы, заблеванную, и согласно кивнул:

– Не лучший, ага.

Усмешечка на лице Колючки превратилась в гадкую улыбочку:

– А кто мне все уши прожужжал: мол, вернусь из похода богачом, а?

Вот это сейчас обидно было.

– Я не пошел в поход.

– Струсил, что ль? Никогда бы не подумала на тебя!

А вот это еще обиднее было. Она всегда знала, как достать его.

– Нет. Меня не взяли, – прорычал он.

Колючка расхохоталась – видно, выпендривалась перед королевой. А что, она ж все время распространялась насчет того, какая та замечательная и потрясающая.

– А я-то! Я-то чуть от зависти не померла, думала, щас увижу прославленного героя, и что? Смотрю – а передо мной пьяный нищий парнишка стоит-шатается! Ха!

Бранда словно изнутри холодной водой окатили – и он протрезвел быстрее, чем если бы из ведра в лицо плеснули. Он нищий, да. И потому-то ему так обидно.

А Колючка все хихикала – как же, уела врага!

– Ты всегда был идиотом! Хуннан лишил меня места на корабле, а ты-то как свое проворонил?

Бранд бы с огромным удовольствием рассказал, как он потерял место. С огромным удовольствием он бы проорал это ей в лицо. Вот только нужных слов не нашлось, потому что из груди его вырвался звериный рык, и становился он громче и громче, пока не загудела от него и грудь, и самый зал вокруг, и он оскалился и стиснул зубы так, что казалось, еще чуть-чуть – и они раскрошатся. А Колючка подняла щит и мрачно глядела на него поверх кромки – как на безумца. А может, он и вправду сошел с ума.