Русский фронтир - Алексей Волков Страница 17

Перед расставанием Муравьев хотел оставить дону Педро половину казаков на тот случай, если повстанцы попробуют вернуться и отомстить, однако землевладелец отказался от предложения офицера.

– Они сейчас минимум неделю будут приходить в себя, – улыбнулся дон Педро. – Вам же еще дня два добираться до линии. Мало ли что может встретиться на пути? Лучше попробуйте убедить начальство выступить против разбойников. Они намного опаснее для края, чем вторгающиеся извне шайки. Хотя бы тем, что шайки грабят и уходят, а повстанцы собираются обосноваться здесь всерьез и надолго.

Последние два дня отнюдь не напоминали предыдущие недели путешествия. Местность вокруг была все той же – сплошная степь, травы, низкий кустарник, редкие перелески, неизбежные холмы да овраги, однако отношение к однообразному пейзажу полностью изменилось. Раньше над отрядом витала дорожная скука, немного донимали обычные путевые трудности: жара, пыль, нехватка воды. Теперь все это отошло на второй план, сделалось совершенно неважным. Одно дело – абстрактно знать о неспокойствии в краю, и совсем другое – самим столкнуться с проявлением этого беспокойства.

Ехали так, словно ежеминутно ожидали нападения. Оружие было заряжено, часть казаков попарно несли дозоры в прямой видимости от основного отряда. На редких привалах выставляли посты, словно дело происходило во время войны и вокруг лежала враждебная территория.

Изменился и характер перемещения. Раньше, как было принято здесь еще со времен первооткрывателей, ближе к полудню устраивались на отдых, чтобы не ехать по самой жаре, теперь же игнорировали природу и останавливались исключительно по нужде. Зато темп сразу возрос, и вместо двух дней сумели уложиться в полтора. Во всяком случае, задолго до вечера Муравьев уже стоял перед начальником линии и подробно докладывал последнему о случившемся.

Времени на приведение себя в порядок не было. Капитан лишь наскоро ополоснулся прямо у дорожной коляски и сменил пропыленный дорожный сюртук на парадный мундир с орденами – Анной на шее и Владимиром в петлице. Рядом с Владимиром красовалась медаль в память двенадцатого года с волнующей душу надписью: «Не Нам, Не Нам, но Имени Твоему». Довольно высокие награды для молодого человека, начинавшего войну совсем юным прапорщиком, и уж, конечно, законный повод для гордости.

Начальника линии казачьего генерала Сысоева-третьего Муравьев немного знал и гораздо больше о нем слышал. Говорили, что едва ли не все свои чины Василий Алексеевич получил за отличия в многочисленных войнах – со шведами, с поляками, с французами в пятом и седьмом годах, с турками. В памятную Отечественную войну казаки Сысоева отбили у противника едва ли не сотню орудий, за что их командир был произведен в генералы. Недостаток образования Василий Алексеевич восполнял природной сметкой и немалым опытом, и донцы, ревниво следящие за успехами своих начальников, с радостью шли под его командование.

Перед отправлением Муравьева наместник выражал особое удовольствие по поводу начальника пограничной линии и называл последнего своим незаменимым помощником в неспокойных краях.

Сысоев, еще не старый крепкий мужчина лет сорока пяти, выслушал Муравьева внимательно, лишь изредка задавая уточняющие вопросы. На шее генерала поблескивал крест Георгия третьей степени, полученный, как говорили, еще в полковничьих чинах.

– Говорите, повстанцы хотят перейти к решительным действиям?

– По-моему, уже перешли. Или нападение на поместья – заурядное явление? – спросил Николай.

– Здесь, насколько знаю, довольно заурядное. Не Россия и даже не Европа. Порядка не найти. – Сысоев невольно вздохнул. – Сплошная дикость. Извольте видеть, Николай Николаевич… – Генерал встал и шагнул к висящей на стене карте, как тут же отметил про себя Муравьев, довольно схематичной. – Протяженность границы огромная, а у меня на все про все две тысячи человек, неполных три полка. Не хватает даже перекрыть все кордонами. Причем люди лишь недавно переселились сюда и помимо службы вынуждены заниматься обустройством на месте. И все это в степи, когда отсутствует даже какая-либо преграда.

Жалобы боевого генерала были обоснованны, и капитан генерального штаба понимал это как никто другой. Россия решилась на приобретение заморской колонии, однако собственных войск сюда еще не прислала и вынуждена была рассчитывать на бывшие испанские части, весьма немногочисленные и, по мнению русских офицеров, не столь высокой боеспособности. Общая беда всех колониальных войск – отсутствие железной дисциплины – зашла настолько далеко, что требовалось немало времени подтянуть доставшуюся в наследство армию до привычного европейского уровня. А ведь начинать предстояло с офицеров, которым вряд ли придутся по душе новые строгости по службе.

Чем мог помочь начальнику штабист? Разве что передать в его распоряжение выделенный на время поездки конвой…

– Где вы столкнулись с повстанцами? – деловито спросил Сысоев.

– Примерно здесь. – Муравьев с некоторым трудом сориентировался на карте. Очень уж она была схематичной. – Если выделите мне несколько часов времени, то я подготовлю подробное описание местности.

– Буду только рад. А то сами видите, чем приходится пользоваться от нужды. Хотя… Как, вы говорите, звали помещика?

Николай назвал, и лицо генерала посветлело.

– Знаю дона Педро. Дочь у него редкая красавица. – Сысоев не сдержал улыбки. – Как она вам, Николай Николаевич?

– Не видел. Дон Педро предусмотрительно отправил семью в столицу штата.

Откровенно говоря, Муравьеву было не до смазливых личиков и пленительных глаз. Он недавно перенес несчастную любовь и мечтал забыться. Даже его перевод в колонию был всего лишь следствием сватовства. Увы! Предрассудки зачастую властвуют над самыми образованными людьми. Отец возлюбленной, адмирал Мордвинов, слыл в обществе либералом, однако это не помешало старику отказать соискателю руки его дочери. Причина была одна – малый чин и небольшое состояние Николая. Какие бы слова ни говорил поседевший на службе адмирал о необходимости равенства, сам следовать им он не стал.