Флегетон - Андрей Валентинов Страница 17

Поручик Усвятский требует внести поправку. Господ красноармейцев он именовал не «красной сволочью», а несколько иначе. Все-таки оставлю первоначальный вариант, дабы не испепелилась бумага.

16 апреля.

Круги вчерашнего скандала продолжают расходиться все шире по нашему болоту. Сегодня Фельдфебель отменил занятия и устроил всеобщее игрище, выгнав в поле всех, включая писарей и больных. Было велено отрабатывать штыковой бой. Мы с поручиком Усвятским мирно курили, поглядывая на всю эту свистопляску, когда на меня налетел генерал Туркул и потребовал, чтобы я показал молодежи, что такое фехтование на штыках. Я завел привычную шарманку про три контузии. Тогда он зловеще рассмеялся и лично вызвал меня на бой. Генерал Туркул – мастер ходить в штыковую, посему вокруг нас тут же образовался кружок любопытных. Я заявил, что невелика честь заколоть инвалида, мы сменили боевые штыки на деревянные и, отогнав публику подальше, стали друг против друга. Туркул ниже меня ростом, зато гибок, быстр, да и здоровья побольше. Но горяч, а это не всегда к месту.

Я сразу же кольнул его два раза, в плечо и в бок, он рассвирепел, поднырнул под мой штык и попал мне прямо в сердце, одновременно сам получив укол в живот. В общем, вышло у нас, как у Пересвета с Челубеем. Публика взревела. Туркул потребовал реванша, и тут внезапно все стихло. Мы поневоле оглянулись и узрели его превосходительство Фельдфебеля, хмуро взирающего на нашу потеху. Фельдфебель что-то скомандовал, и десяток юнкеров, примкнув деревянные штыки, стали окружать нас с Туркулом. Сообразив в чем дело, мы с генералом стали спина к спине, рядом с нами бок о бок стали поручик Усвятский и какой-то капитан-дроздовец, и наша четверка встретила юнкерскую атаку по всем правилам. Когда дерешься спина к спине, главное – не увлечься и не подставить противнику бок. Но мы все ученые. Было время учиться.

Первую атаку отбили вчистую, Фельдфебель зарычал, и юнкеров сменили офицеры-алексеевцы. Эта публика была покруче, правда, мы их дважды отбили, но поручик Усвятский сделал-таки лишний шаг и получил укол в бок, а капитан-дроздовец – целых два. Тут уж и сам Фельдфебель не выдержал, вырвал у кого-то винтовку и устремился прямо на меня. Ну, с Фельдфебелем шутки плохи – в бою он сущий носорог. Я ткнул его в плечо, но он довольно ловко отбросил мою винтовку, и через мгновенье его штык оказался у самого моего горла. Мне еще повезло, что реакция у Фельдфебеля отличная, и он вовремя задержал винтовку. Штык, конечно, учебный, деревянный, но ежели им хорошо ткнуть, да еще в горло... Туркула, кстати, тоже прикололи, правда, сразу трое.

Я не выдержал, отвел Фельдфебеля в сторону и потребовал показать мне его прием. Фельдфебель не стал ломаться и тут же продемонстрировал. Да, неплохо! Это он умеет.

Кончилось это тем, что Фельдфебель всех нас выстроил и произнес целую речь, помянув Ледяной поход, наши штыковые и то, что пуля, как известно, дура, а штык – молодец. Я вспомнил Каховку, танковые атаки, бомбежку с аэропланов, но естественно, смолчал. Генерала Туркула и меня Фельдфебель выделил особо, назвав образцовыми офицерами и мастерами, а также пообещал отметить нас в приказе. Я похолодел: не хватало мне еще стать инструктором штыкового боя. Затем Фельдфебель величественно удалился, а мы с поручиком Усвятским вновь мирно уселись на бугорке и закурили.

После игрища мы вернулись в лагерь и обнаружили, что в нашей палатке все перевернуто вверх дном. Искали от души – матрацы – и те оказались вспороты. Я предоставил нашим соседям-дроздовцам идти в штаб и скандалить, а сам отвел поручика Усвятского в сторону и стал держать совет. Ясно, что «дрозды» ни при чем. Генерал Ноги – человек, видать, обидчивый и это, похоже, только цветочки. Правда, тут тоже не дураки живут, и свой дневник, а также рукопись я, отправляясь на учение, сунул в полевую сумку. Но в следующий раз они доберутся и до полевой сумки, и следовало что-то придумать. Поручик Усвятский предположил, что наши юные друзья-константиновцы, хотя и были с похмелья, но успели заметить, какие именно книги мы купили тогда в Истанбуле. Ну, за эти книги я был спокоен: в палатке их, понятное дело, нет. В общем, прикинув то и это, я взял все уже мной написанное и отнес к генералу Туркулу. Тот долго крыл генерала Ноги, а потом положил мою рукопись в дивизионный сейф. У сейфа круглые сутки стоит караул, так что тут можно быть спокойным. Поручик Усвятский несколько волновался за рукопись своего великого романа про господ офицеров, но я успокоил его. Роман и его автор слишком популярны на нашем Голом Поле, чтобы генерал Ноги решился на похищение. Не сладить генералу с нашим Жюлем Верном!

Итак, Уйшунский бой. В эти дни мне было не до летописания, и в моем дневнике сохранилось буквально несколько строчек. Впрочем, главное я помню и так. Да и неглавное тоже – такое забыть невозможно.

Подходя к Мурза-Каяш, мы увидели зарево. Хутор горел. Мы ускорили шаг. И тут над головами заурчало, и в воздухе появились два «Ньюпора». Я было обрадовался, подумав, что это наши из Качинского авиоотряда, но аэропланы пошли на снижение, и прямо на нас посыпались бомбы. Я лишь успел гаркнуть «Ложись!», и мы попадали в грязь. Аэропланы уже заходили на новый вираж, но тут не растерялся поручик Голуб и ударил из пулемета. Мы немного пришли в себя и взялись за винтовки. Не знаю, удалось ли нам попасть хотя бы разок, но наша стрельба господам красным авиаторам явно не понравилась, и они повернули назад, напоследок сбросив бомбы на горящий хутор. Штабс-капитан Докутович скомандовал, и мы, грязные, как черти, побежали мимо пылающих хат к броду.

У брода все смешалось. Красные были уже там, выдвинув вперед несколько тачанок, под прикрытием которых они теснили батальон 13-й дивизии. Наступали они грамотно, не спеша, где надо – пригибаясь, а где надо – в полный рост. Они уже выбили наших из первой линии окопов и, выстраиваясь в широкую цепь, начинали прижимать батальон прямо к горящему хутору. Так что подоспели мы вовремя. Разворачивать пулеметы было некогда, штабс-капитан Докутович скомандовал: «В штыки!», и наш отряд рванулся вперед. Дело было привычное, но я боялся за пополнение: штыковой бой – достаточно крутое испытание для начинающих. Но юнкера держались молодцами, да и господа бывшие краснопузые, памятуя, очевидно, о мифическом пулемете за их затылками, не отставали. Я выделил для себя плюгавого господина в черной кожанке – вероятно, комиссара, который размахивал наганом и что-то орал, не иначе цитировал господина Маркса.

Он заметил меня и успел навести мне в лоб наган, но большего я ему не позволил: штык вонзился между ребер, что-то хрустнуло, я вырвал штык и ткнул его еще раз в живот. Господин в кожанке дернулся, его очки в железной оправе медленно сползли с носа, но меня комиссар больше не интересовал. Какой-то красноиндеец пропорол мне рукав, я отскочил и двинул его прикладом. Пока он пытался сообразить, больно ему или не очень, я ткнул его штыком под сердце, избавив от всех неприятных ощущений сразу. Тем временем наконец-то ударили наши пулеметы, и краснопузые попятились к броду. Мы бросились за ними, захватили одну из тачанок и заставили их улепетывать с несколько большей скоростью, чем им бы хотелось. В общем, отбились.

Вернувшись на берег, мы сели прямо на песок и закурили, не обращая внимания на появившегося откуда-то генерала Андгуладзе. «Капказский человек» кричал, чтобы мы заняли окопы, но в грязь лезть не хотелось, тем более вид у нас и так был, как у кухаркиных детей. Вдобавок, увлекшись, так сказать, гоном, я забежал слишком далеко в Сиваш и зачерпнул левым сапогом ледяного рассолу. Искать сменные портянки было некогда и я, выкрутив имевшуюся, направился (что поделаешь!), чертыхаясь на чем свет стоит, загонять роту в окопы.