Горький пепел - Ирина Котова Страница 17

– Я понимаю твою печаль. Знал бы ты, как тянет меня бросить все это, – он провел рукой вокруг себя, – и уйти в бои.

– И отчего не уходишь? – поинтересовался Нории. Он подошел к фонтану и сейчас сидел на его бортике. – Из-за Светланы?

Чет покачал головой.

– Нет. Не дело воину оправдываться слезами жены. Я жду знака. Я знаю, что моя война еще впереди. Песни битв уже звучат в моих ушах днем и ночью; я слышу, как Красный Воин закаляет свои доспехи и точит оружие, слышу, как наполняется яростью Инлий Белый и темнеет штормом Мать-Вода. Но мне уходить пока не время. Что касается молодого Дармоншира, Нории, – ты знаешь, что у каждого свой бой. Тот, что должен выдержать он сам – или умереть. Он еще юнец; выдержит – станет мужчиной.

– Знаю, – согласился Нории, склонив голову набок и легко проведя ладонью по водной глади фонтана. – Я не могу драться вместо него, я даже не могу драться рядом с ним. Но хороши же мы будем, если отвернемся от молодого ветра, Чет. Единственного ветра Туры. Нас с тобой наставляли и помогали, в первый бой с тобой плечом к плечу шли другие ученики, а у него нет никого. И даже духов он вызвать на помощь не может – не умеет еще и нет у него на это сил.

Четери недовольно покосился на друга, подбросил клинок в воздух – тот подлетел с гулом – и поймал его за рукоять. Сверху на его плечи посыпались срубленные листья и цветы.

Нории молчал и ждал.

– Там же рядом море, – сказал Мастер с намеком.

– Да, но в Дармоншире ни капли стихии нашей Матери, Чет, – напомнил Владыка Владык.

– Зато в тебе ее довольно, – буркнул Четери сварливо. – Загляни в сокровищницу Тафии, Нори-эн. Ты не помнишь, верно, а нам Мастер Фери рассказывал, как в давние-давние времена Владыка Нейрии заключил договор с водяными духами и заклял амулет, который заложил в стену Тафии. Сто лет после этого сотня тер-сели несла стражу вокруг Города-на-реке, а Нейрии платил им кровью и обязал людей брать к себе в дома новорожденных духов. Амулет в виде собачьей головы. Найди его и попробуй снова заключить договор с тер-сели. Если готов платить и если уж тебе очень хочется похлопотать над мальчишкой.

– Так надо, – без обиды пророкотал Нории. – Чувствую, что надо.

– Раз надо, то делай, – уже спокойно ответил Мастер. – Только не забудь рассказать молодому Дармонширу об ограничениях. Чтобы он на радостях не расслабился. Помогать тоже надо с умом, чтобы твоя помощь не стала поленом в его погребальном костре. – Он задумчиво потеребил кончик красной косы. – Я вот тоже занимаюсь помощью одному юнцу. Звезды, что ли, так над нами встали, Нори-эн?

Вей Ши

За последние пару недель внук императора Йеллоувиня убедился, что, родись он крестьянином, жизнь его была бы куда легче и приятнее.

Послушники и монахи обители Триединого который день по утрам копали грядки и сажали картошку, капусту, тыкву… и много чего еще сажали, поднимаясь до восхода солнца – ибо работать на дневной жаре было невозможно. Вей Ши вставал еще раньше, потому что стоило пропустить хоть день тренировок – и тело становилось деревянным, непослушным. Он занимался с шестом, потом съедал огромную тарелку просяной каши с кунжутным маслом и медом – и, если ночью не уходил на охоту, ему, оголодавшему, трудно было дотерпеть до наступления завтрака. А потом шел копать.

Настоятель обители был доволен и вслух строил планы попросить у Владыки Четерии еще пахотных земель и сажать пшеницу, чтобы монахи могли печь хлеб для страждущих. И Вей Ши, угрюмо работая лопатой, думал о том, что он впустую тратит свою жизнь и что Мастер, видимо, решил посмеяться над ним.

Впрочем, через несколько дней принц заметил, что работа на земле погружает его в предмедитативный транс и на удивление расслабляет. Но, увы, все достижения на ниве самоконтроля, полученные на огороде, разбивались, когда он выходил с метлой в храмовый двор, понимая, что вот вычистит тут все, и снова придется ему спускаться в город к болтливому невыносимому старику Амфату. Даже навязчивая девочка, гостья Мастера, не приносила Вей Ши столько головной боли, как этот старик.

Девочка, к слову сказать, за своими вещами не вернулась. И никто за ними не пришел. Они так и лежали в келье Вей Ши: пюпитр, альбом, грифели, краски. Он как-то вечером от нечего делать взялся просмотреть альбом и с тех пор периодически возвращался к нему. Было чем очароваться: уверенной рукой девчонка делала наброски и огромных величественных пейзажей, и маленького плетения какой-нибудь ограды на мостике; смотрели со страниц альбома на императорского внука лица жителей Песков – выразительные, живые, не приукрашенные. Вот старуха с покрытой головой, а на узловатых руках – кольца, золото, и улыбка молодая, задорная; вот двое чернявых детей смотрят друг на друга с детской любовью; а вот рыбак прикрыл глаза – то ли спит, то ли вот-вот дернет удочку. Оказались здесь и изображения Четери – с разных сторон, неполные, словно девочка рисовала частями, чтобы потом собрать конструктор. Были в альбоме изображения лиц и ее отца, и Владыки Нории с женой, и каких-то девушек, похожих друг на друга, смутно показавшихся Вей Ши знакомыми.

Маленькая гостья Мастера красоту понимала и умела ее запечатлеть. Осознавал Вей Ши и то, что она добра, – просто и доброта эта ее плебейская, и жалость вызывали раздражение. Он даже вспомнил ее имя – Ка-ро-ли-на. Слишком длинно, грубо, тяжеловесно. Не то что имена дев его родины, похожие на пение соловья или флейты.

Но альбом он просматривал. А иногда и сам брался за грифель и выводил на чистых страницах то цветок жасмина, то ветку вишневого дерева со зрелыми плодами. Он тоже любил рисовать. К сожалению, редко когда у него оставались на это силы.

Старика Амфата, тощего, с обезьяньим смуглым лицом и хитрой улыбкой, принесли в храмовый двор на следующее утро после того, как Вей Ши прогнал настырную девчонку. Несли его на носилках четыре слуги из дворца Четери. Опустили свою ношу на скамью, и один из слуг подошел к Вей Ши.

– Владыка Четерии сказал принести старика в храм и найти тебя, – проговорил он почтительно. – Владыка приказал передать свои слова: «У старого Амфата отказали ноги. Он был хорошим воином, а сейчас одинок и благочестив. Днем будешь носить его в храм на обед и обратно, а после по его просьбе туда, куда он пожелает, пока не сядет солнце».

Вей Ши выдохнул вскипевший в крови гнев, посмотрел на слугу, на деда, который вертел головой, оглядываясь по сторонам, – шея у него была оливковая, как все тело, цыплячья, седые космы неопрятно лежали на плечах, – и ровно сказал:

– Я выполню волю Владыки.

С тех пор он и служил ишаком для крикливого старого кочевника. Пол-Тафии выходило на улицу посмотреть, как голосящего боевые песни соседа несет на закорках молодой послушник с такой прямой спиной, что удивительно было, как не падает с нее дед Амфат.

– Фе́би (старика) эфе́нби (юноша) несет! – кричали дети радостно и бежали рядом. Потом Вей Ши видел, что они стали играть в него – кто, мол, больше друзей унесет и дальше с ними на спине уйдет.