Дом последней надежды - Екатерина Лесина Страница 16

Не понимаю.

И пожалуй, слишком многого не понимаю, чтобы не быть чужой.

Вещи.

Драгоценные вазы и шкатулки из малахита. Резные доски для игры в ши.

Меха.

Ковры из шелка, каждый — настоящее произведение искусства. И я замираю поневоле, зачарованная. Вот тигр в тростнике, и его полосы сливаются со стеблями тростника. Он, в зависимости от того, откуда смотреть, то скрыт, то явен…

Гора и одинокое дерево роняет розовые лепестки, словно оплакивая лодчонку с рыбаком.

— Тысяча золотых, господин, — голос этот заставляет меня очнуться.

Ковры красивы, но нам явно не по карману.

— …и это себе в убыток, господин… вы же видите, тонкая работа… Ичиро, клянусь своими предками, господин… все мои ковры оттуда…

Шину хмыкнула. Скептически так.

— …они неохотно продают ковры… вы только посмотрите, какой блеск… какая мягкость…

— А то, на каждый уходит несколько лет, а то и десятилетий, — проворчала Шину и, не стесняясь, пощупала край. — Но на Ичиро никогда не используют синюю нить. А еще серебряную… у них особый отвар для шелка, чтоб блестел, а тут — явно с серебряной нитью мешано, вот и выходит… им цена — пара сотен, не больше. Да и Ичирские ковры на рынок не носят. Их везут на дом к тем, у кого хватит денег купить…

Говорила она тихо и для меня, но была услышана.

Рябь прокатилась по шелковому морю, и дерево изогнулось, сыпанув горсть мелких лепестков, и две девы в пышных платьях искривились. Их уродливые для меня белые лица превратились на мгновение в ужасные маски, но…

— Подите-ка сюда, любезный, — этот голос пророкотал откуда-то сверху, с помоста, на котором восседал торговец коврами.

На помосте этом остались смятые подушки и четырехугольная тарелка с сушеными кольцами кальмара. Высокий кувшин с водой. Босоножки-обо, расшитые серебряной нитью.

Тихо ахнула Араши.

И покачнулась Шину, позабывши про недавнюю свою уверенность. Пальцы ее вцепились в мою руку, сдавили, будто бы рука эта вдруг стала единственной ее опорой в нынешнем жестоком мире.

А из-за шелковых стен показался человек…

Человек ли?

Высокий, куда выше торговца, который шел следом, горбатясь и явно стараясь казаться ниже. Набеленное лицо его кривилось, делаясь похожим на лица шелковых дев. Правда, помаду он не использовал, а вот брови нарисовал двумя черными точками. Темные волосы торговец зачесал гладко, скрутив на макушке гулькой, в которую воткнул две белые спицы.

Темное кимоно его было роскошно.

Куда роскошней простой одежды покупателя. Да, определенно высокий… метр восемьдесят? Или еще выше? Загорелый. И рыжеволосый. Волосы, главное, длинные, и он заплел их в косу, повесив для тяжести с полдюжины ракушек.

В черной куртке, наброшенной на плечи.

В темной рубахе и кожаных штанах, украшенных серебряными заклепками. Высокие сапоги. Пояс с теми же ракушками. И нож внушительных размеров.

Незнакомец был явно чужд этому месту.

— Женщина, — он дернул ухом, и я обратила внимание, что ухо это крупновато и чуть заострено, — я слышал твои слова. Повтори их ему.

Он говорил столь властно, что Шину подчинилась.

Правда, ныне ее голос звучал тихо и виновато. С каждым словом торговец мрачнел все больше.

— Глупая женщина! — не выдержал он, вскидывая руки. — Пусть боги поразят гнилой твой язык заразой, если ты смеешь так говорить, будто я лжец! Тамаши из рода Черного камня никогда не обманывал своих покупателей…

А вот этого Шину стерпеть уже не могла.

— Не тот ли Тамаши, — спросила она твердо, — про которого муж рассказывал, будто он продал сорок полотняных простынь как шелковые? А шелковые сгноил и, когда шелк пошел дырами, велел жене и дочерям дыры латать и…

— Замолчи! — взвизгнул торговец.

А рыжий, наблюдавший за сценой с явным интересом, хмыкнул.

— Или, может, это тот Тамаши, которого называют Злокозненным, поскольку ни одна проданная им вещь не стоит своих денег… господин хоть и тьеринг, но не глуп. А потому пусть купит ковер, уплатив за него столько, сколько просит Тамаши, но при пятерых свидетелях. Затем же господину стоит отправиться с ковром и свидетелями ко двору Наместника. И если его исиго подтвердит, что ковер соткан на острове Ичиро, то я поздравлю господина с удачной сделкой.

Она приложила руки к груди.

— Болтливая курица! Я скажу твоему мужу, чтобы он побил тебя палками!

— Ее муж умер, идиот, — не выдержала Араши. — А если кого и бить, то тебя…

— Погоди, девочка. — Рыжий выставил ладонь. — А ты, женщина, продолжай. Я не знаю ваших обычаев…

— Если исиго скажет, что ковер не с острова Ичиро и, стало быть, Тамаши обманул господина…

Шину старательно не смотрела на рыжего. Взгляд ее был устремлен под ноги, а пальцы на моей руке мелко подрагивали.

— …то он будет должен отдать господину и ковер, и деньги, и еще столько же, сколько просил за обман…

Рыжий хмыкнул.

Тьеринг… что-то такое Иоко слышала о тьерингах… но, выходит, не так давно, если я не помню, что именно… в свитках говорилось…

На закате есть остров, населенный великанами с белой кожей. Глаза их выпуклы, а волосы длинны и цвет имеют ржавого железа. Эти великаны могучи и яростны. Они знают слова моря, а потому корабли их способны ходить к краю мира, где и добывают Слезы Акхай…

…камни. Судя по описанию драгоценные камни, которые весьма ценят местные маги…

…численность невелика.

Остров мал.

И время от времени тьеринги пытаются уйти на другие земли, но что-то такое их держит, заставляя вновь и вновь возвращаться на родину.

— Что ж, женщина, — он поклонился, и поклон этот не выглядел смешным, — Хельги Косматый благодарен тебе за то, что ты не дала ему показать себя глупцом…

Торговец стоял рядом и сопел.

Шину дрожала.

Тьерингов боялись.

Почему?

Колдуны? Но и на Островах изрядно тех, кто проклят богами.

…набеги.

…деревни… и мужчины, которых убивали… женщин уводили, оставляя разве что старух… и проклятие, которое посылали в спину.

Чтоб тебя тьеринг забрал.

Они пили кровь младенцев и ели мясо врагов. А иногда и не врагов. На острове их лютые зимы, и потому…

Какой бред.

Или все-таки… мир ведь чужой. Что я о нем знаю?

— Что ж, — я сумела прервать затянувшуюся паузу. — В таком случае мы, пожалуй, пойдем… прошу прощения, господин Хельги…