Ричард Длинные Руки - ландесфюрст - Гай Юлий Орловский Страница 16

Я протянул к ней руки и попытался подгрести чисто нашим жестом альфа-собственника, но она сказала резко:

– Эй-эй, убери свои загребущие.

Я пробормотал ошалело:

– Но как же…

– А никак, – отрезала она. – Мало ли что под одним одеялом! Может быть, мне поговорить изволилось? О системах управления и взимании налогов? А правила – не для меня. Я – королева!

– Да, – согласился я, – короли выше грамматики! А уж королевы… Вы не храпите, Ваше Величество?

Она посмотрела дикими глазами.

– Королевы не храпят!

– Ну да, – согласился я, – а еще у них нет ног. Ну если не храпите и не лягаетесь, раз уж у вас нет задних конечностей, то позвольте я вас укрою получше, а то ночью похолодает… приподнимите это место, я одеяло подоткну, а вы прижмете этим местом, а то задувать будет. Я имею в виду, под одеяло…

Она молча сопела, пока я укрывал ее, с одеялом как-то не ладилось, недостаточно широкое, наконец начало получаться, но ей пришлось прижаться ко мне так, что почти залезла сверху, это все одеяло узковато; я начал расспрашивать про военные силы королевства – она прорычала, что не мое шпионское дело, я спросил про экономику, но она не знает этого слова, а вот про обычаи начала нехотя, но рассказывать хвастливо.

Вечерний воздух еще теплый, а под одеялом стало даже жарко, она прижималась к моему боку мягкой грудью, и я слышал, как бьется ее сердце, все учащеннее и мощнее.

Обычаи в ее пересказе странно путались, наконец она мощно лягнула задней ногой, словно кузнечик богомола. Скомканное одеяло улетело прочь, она отодвинулась и сказала раздраженно:

– Жарко!

– Пока да, – согласился я. – К счастью, комаров нет.

– А что, близко болото?

– Лес, – объяснил я. – Но пока этот слабенький ветерок, комары не появятся. Они только при полном безветрии…

Она видела, куда устремлен мой взгляд, но промолчала, только потянулась так сладко, что мои глаза стали еще шире.

– Вообще-то, – проговорила она предостерегающе, – мой герцог может появиться очень скоро.

Я пробормотал:

– Но я же нечего не делаю.

– Вот-вот, – сказала она язвительно, – а время идет!

Утром, пока она приводила себя в порядок и заново укладывала роскошнейшие волосы, я снова накрыл импровизированный стол всякими вкусностями, полюбовался, отогнал деловитых пчел и бабочек.

Она оглянулась и охнула.

– Снова?

– Я вообще-то ничего не ем, – пояснил я скромно, – однако с красивой женщиной нельзя не есть, не пить, не безобразничать – не поймут-с…

– Как это?

– А так, – пояснил я и опустил глазки, – пойдут слухи всякие… Так что надо. Не хочешь, а надо. Чтоб соответствовать. Как же мы все зависим от мнения человеческого, и особенно общественного!.. Плата за то, что стали жить стадом, то есть дружным сплоченным коллективом… Возьмите этот сыр, он тает во рту. А этот шоколад вообще тает еще в руке…

Она все еще держится, хотя и ускорилась немного, нижняя челюсть двигается чаще, а пальцы хватают новое лакомство до того, как проглотит очередной кусок.

– Уж простите, – сказал я, – что так по бедности. Сухой паек путешественника, так сказать… Никаких супов, борщей и похлебок из осетрины. У вас в королевском дворце даже слуги, наверное, кормятся лучше…

Она с трудом проглотила ломоть дивно приготовленной грудинки – уж и не знаю, как такую делают, аромат одуряющий, а на вкус так вообще, – просипела одурело:

– Да, у нас… ага… при дворе… а как же!

– Красиво живете, – вздохнул я.

Стараясь соскользнуть с опасной темы, она поймала взглядом Зайчика, тот выдрал мощный корень, толщиной с руку, и довольно жует, только мелкие щепки выпадают из пасти.

– Вы так и не расседлали своего коня?

– Я бываю таким невнимательным, – пожаловался я. – Нет чтобы с конем, да я с вами… Как не стыдно?

– Это я поняла, – обронила она холодновато.

– Что делать, – сокрушенно сказал я, – я, так сказать, типовой. Не шибко заморачиваюсь.

– Это могут себе позволить только государи, – сказала она язвительно, – и простолюдины. А воспитанные мужчины, да еще куртуазные…

Я вскинул руку, она мгновенно умолкла и застыла. В лесу, как подсказывает мне чутье, мы уже не одни. Нас засекли, нечто приближается – могучее и враждебное.

На конях выметнулись трое: два рыцаря, а за ними, чуть приотстав, на черном лохматом коне, похожем на некое чудовище, человек в черном плаще с надвинутым на глаза капюшоном.

Я ухватился за лук, но все трое несутся, как птицы с растопыренными крыльями, едва успел выхватить меч.

Они подали коней в стороны, чтобы я оказался между ними, однако я торопливо метнулся вбок, избежал просвистевшего рядом с ухом клинка, а сам ухватил наглеца за сапог и с силой дернул.

Всадник вылетел из седла и ударился о землю с такой силой, что зазвенел металл доспехов, а сам он вскрикнул тонким поросячьим голосом. Добить я не успел, второй развернул коня и ринулся с поднятым мечом.

Я отпрыгнул, отразил сильнейший удар, всадник остановил коня и рубит по мне сверху с силой и злобным хэканьем, будто дровосек раскалывает поленья, мой клинок наконец-то достал его по бедру, кровь ударила сильной струей, словно я рассек артерию.

Всадник закричал, я ощутил приближение того первого, что поднялся и теперь ковыляет ко мне, сильно припадая на правую ногу.