Царский сплетник - Олег Шелонин Страница 16

— Ну если все вопросы разрешены, может, стоит отпустить на сегодня боярскую думу? — спросила мужа Василиса Прекрасная.

— Все, кроме царского сплетника, свободны, — махнул рукой Гордон. С лица его не сходила мечтательная улыбка. — Обговорим частности. Как отчитываться передо мной будешь, о чем писать. Я царь-то добрый, но, ежели чего не так…

— Так его, царь-батюшка, так! — загомонила боярская дума, толкаясь уже в дверях, — На кол его, на кол!

— Если позволишь, я тоже удалюсь, — проворковала царица. — Никитушку нашего проведаю.

— Иди, матушка, — чмокнул жену в щечку царь, — иди. Но только царевича мне сильно не балуй. От наук воинских зазря не отвлекай. Вы тоже идите, за дверью постойте! — приказал Гордон страже.

Стрельцы, пропустив царицу и бояр, поспешили удалиться и плотно закрыли за собой двери. Тронный зал опустел. Гордон встал с трона, подошел к столу, за которым только что писарь строчил его указы, и смахнул с него письменные принадлежности на пол.

— Ну чего сидишь? — прикрикнул он на Виталия. — Ишь глаза выпучил, словно лягух. Тащи боярские тюрбаны сюда.

Юноша с трудом поднялся и, осторожно балансируя, двинулся к столу, крепко прижав к груди норовящие вырваться из его рук тяжеленные шапки.

— Шапки отдай.

— Чего? — Вот тут-то юноша действительно выпучил глаза.

— Шапки, говорю, отдай.

— Так это ж за испорченный товар!

— Щас скипетром в лоб закатаю — будет тебе товар.

Гордон выдернул из рук Виталий одну из шапок и высыпал ее содержимое на стол.

— Сыпь остальное.

Царский сплетник послушно высыпал.

— Ну-с, приступим. Как делить будем? По закону аль по совести?

— По совести, — твердо сказал юноша, нутром чуя, что его сейчас будут обувать.

— Идет. Значит, так: это мне, это тебе, это мне, это тебе…

Царь быстро раскидал добычу на две неравные кучи. Его куча была раз в десять больше жалкой кучки Виталия, и в ней, по странному стечению обстоятельств, оказались все самые дорогие перстни с брюликами.

— И это называется по совести? — ужаснулся царский сплетник. — Не, так не пойдет. Давай по закону.

— Молодец. Люблю законопослушных подданных, — Царь подтащил кучку Виталий на свою половину стола, — Вот тебе двадцать пять золотых, — отсчитал Гордон нужное количество монет, — Это твое жалованье за месяц, и можешь быть свободен.

— Охренеть! А за испорченный товар?

— Ты мне чего гонишь? Он у тебя весь цел. Даже портки твои драные Янка заштопала так, что ты этого не заметил.

— Ладно, тогда за моральный ущерб!

— Держи! — откинул в кучку Виталий пять золотых монет Гордон.

— А на газету?

— Держи еще пять.

— Да что я на эти деньги сделаю? — завопил юноша. — Нет, ну так работать нельзя! Я ведь подсчитал, сколько сегодня на лавках бояр сидело! Двадцать штук, не меньше. Ты же с них двадцать тысяч снял!

— Ты меня недооцениваешь! Даже обидно. Чтоб я ради такой мелочи свое драгоценное время тратил? Ты что, думаешь, в мою думу все бояре подряд допускаются? Я снял восемьдесят!

— Тьфу! Ну и где твоя совесть?

— А мы не по совести, мы по закону делим. Или ты думаешь, что твоя газета без налогов работать будет? Это проценты от твоей будущей деятельности, — ласково погладил свою кучу Гордон.

— Вот это вот проценты? — ужаснулся корреспондент.

— Ну не все, конечно. Львиная доля здесь за идею и продвижение бренда. Как я бояр лихо развел, а?

— Царь-батюшка, — насторожился Виталий, — а откуда ты такие мудреные слова знаешь?

— А ты думаешь, твой царь-батюшка лыком шит? Он, между прочим, где только не побывал, где только не учился. В молодости по заморским странам поездил. И в Испании, и во Франции, и на Сицилии был.

— Сицилии? Это заметно.

— Чего? — напрягся царь.

— Да нет, ничего. Уж больно страны забавные для обучения выбраны.

— Ладно, давай уже, не ломайся. Забирай свой гонорар и начинай работать!

— А ведь мне еще с кузнецами насчет шрифтов договариваться, — простонал юноша, глядя на свою жалкую кучку, — с плотниками, столярами насчет типографского станка, бумагу закупать… Царь, да ты же меня без ножа режешь!

— Ты что, больной или по мастеровым еще не ходил?

— Я уже не больной. По мастеровым еще не ходил. Меня ж Янка только вчера с постельного режима сняла.

— Тогда с тобой все ясно. Бумага у нас в Великореченске правда дорогая. Купцы иноземные за нее цену несусветную ломят, но того, что я тебе по доброте душевной откинул, на все твои газетные дела с лихвой хватит, да еще потом и останется.

— Добавь хоть это к гонорару. — Юноша выхватил из царской кучи жемчужное ожерелье.

— Думаешь, оно тебе будет к лицу? — хмыкнул Гордон.

— Мне нет, а вот Янке да.

— Ну если Янке, то забирай! — рассмеялся царь, — Нравишься ты мне, парень. Эх, чувствую, закрутим мы тут с тобой дела!