Феодал. Разбойник - Александр Логинов Страница 16

Вскоре у новгородца уже имелось длинное удилище с леской, подаренной князем, и крючком. Наловить рыбы для бывшего ушкуйника – плевое дело. Прошка утолял голод, поедая пойманную рыбку живой, вместе с чешуей. Утолив первый голод, новгородец отправился вдоль берега, предварительно подобрав здоровенную палку, за неимением лучшего оружия. Дубина – не сабля и не меч, но все-таки хоть что-то. Не с голыми же руками идти. А путь для пешего предстоял не близкий. До устья Дона, как… ну, сами знаете как…

Пробирался Прохор таким макаром несколько дней, питаясь рыбой, раками. Один раз повезло, сбил камнем непуганую птичку и сожрал ее с превеликим удовольствием.

Однажды, к вечеру, новгородец вышел на людей. Он долго наблюдал за ними издали, все не решаясь подойти, но запах варева в котелке постепенно сводил мужика с ума, живот реагировал утробным рычанием, непримиримо требуя пищи. Наконец решившись, Прохор медленно подошел к костру с поднятыми вверх руками, демонстрируя миролюбие, дубину свою он оставил в кустах.

Появление чужака всполошило сидящих у костра, все они повскакивали со своих мест, обнажая оружие, которое держали рядом. Кряжистый, седо власый предводитель отдал отрывистую команду, и парочка человек растворились в ночи, проверяя, есть ли кто еще рядом. Дождавшись их возвращения, предводитель успокоился, жестом приглашая остановившегося в нескольких саженях чужака к огню. Прохор не испытывал трудностей общения с незнакомцами. Часть из них говорила по-татарски на плохо знакомом Прохору диалекте, остальные общались между собой по-немецки, но одеты были, как степняки.

Оказалось – готы, все еще обитающие в Крыму. Конечно, язык этот сильно отличался от того, на котором говорили в Европе, но понять, о чем ведут речь – вполне можно.

Предводитель степняков говорил со своим помощником, как две капли воды походившим на него на фряжском наречии. Родичи – не иначе. С остальными своими людьми он общался на их языке. Прохор быстро просек, что за гусь этот купчина – еврей.

Новгородца накормили, напоили и дали овчинный тулуп. За едой Прохор поведал свою нехитрую историю, придуманную на ходу. Отстал от своих, уснув пьяным на берегу, отойдя подальше по нужде, где его и сморило, а утром товарищи не нашли его и, видно, не стали дожидаться – уплыли.

Хаим, так звали купца, посочувствовал урусу и пообещал помочь в его горе. Он утром отправляется назад в Тану, дела свои он уже закончил, так что урусу повезло в том, что он встретил старого Хаима. Будь Прохор повнимательней, он бы наверняка заметил недобрые улыбки на лицах степняков, но вино, голод и усталость сделали новгородца невосприимчивым к окружающему, глаза Проши слипались, и, поблагодарив купца за угощение, Прохор отправился на боковую, завалившись на кошму прямо тут же, у костра.

Проснулся новгородец со страшной болью в голове, во рту все пересохло, словно внутри глотки полыхал нешуточный пожар. Страх как хотелось потянуться, размять затекшие члены, но не тут-то было… Он был связан. Прохор, осознав это, тут же выразил свое возмущение громким матом, посылая страшные проклятья на голову обманщиков. Так продолжалось не долго. Кому-то надоели вопли пленника, и Прохор получил свою порцию люлей, а еще ему, особо не церемонясь, засунули в рот деревянный кляп.

Через какое-то время четверо мужичков вытащили из кустов лодки, спрятанные так искусно, что Прохор их даже не заметил. Он еще вчера сидел в этих самых кустах, наблюдая за незнакомцами.

Погрузив товар на лодки, флотилия отчалила от берега. Товар весь у купца специфический – двуногий. Старый Хаим разменял шестой десяток лет и твердо знал, что самое выгодное дело – это торговля живым товаром. Мук совести он не испытывал. Даже этот глупый урус, столь наивно отдавшийся в руки работорговца, не может упрекнуть Хаима во лжи. Он обещал доставить уруса в Тану? Так доставит! А вот в качестве кого – про то разговора не было.