Ключ - Наталья Болдырева Страница 16

— Ты бредишь, Рокти. Он не мог ошибиться. Это ребёнок. Обыкновенный человеческий ребёнок.

— Да послушайте же меня! Я видела следы!

— Нет. Это ты послушай меня, Рокот. — И она замолчала, разом, сжавшись в комок, будто от окрика. — Ты — лучший следопыт клана. Но, чтобы быть членом совета, этого недостаточно. Совет примет решение в строгом соответствии с обычаями народа ктранов. — Последнюю фразу он произнёс тоном ровным и официальным, не позволяющим остаться за столом хоть на минуту дольше.

— Что будет со мной? — Я всё же не мог уйти так.

— Что будет? — Ктран казался озадаченным. — Да ничего. Отдохни немного, клан дарует тебе имя гостя, потом мы не станем задерживать тебя.

— Благодарю.

Рокти казалась раздосадованной, молчала весь путь обратно, хмурилась и хмыкала неразборчиво под нос. Я тоже молчал, тоска перехлёстывала грудь, не отпускало ощущение стремительно утекающего времени. Я должен был начать поиски и не мог приступить к ним немедленно. Закат затухал над лесом, наступающая ночь не давала надежды на успех, а измотанный организм требовал сна.

За овальным столом нас ждали уже. Лист развлекался компанией сумрачного Ясеня: глядел, ухмыляясь, как тот ковыряет ложкой овощное рагу. От глиняных горшочков шёл пар.

— О! — Лист вскочил на ноги, едва открылась дверь, Ясень поднял взгляд, но улыбка его погасла, когда он увидел выражение лица Рокти. — Наконец-то. Я, признаться, устал ждать. Что? — Лист прошёл на кухню и вернулся с парой новых горшочков, мы сели. — Совет опять не прислушался к твоим словам, Рокот?

— Ты! — Рокти вдруг обернулась ко мне требовательно. — Скажи мне ты, ты был там и видел всё, разве мог ребёнок вести себя так, как повела себя эта… девочка?

Я отложил ложку, которую взял было. Посмотрел в яростные зелёные глаза, ответил честно:

— Рокти, это был ребёнок. Я знал это, даже соглашаясь с тобой. Да, я видел следы, они не сказали мне ничего, я не следопыт. И завтра, едва рассветёт, я отправлюсь искать девочку, кем бы она ни была.

— Я тоже пойду! — Признаться, я был удивлён. — Уверена, мы должны найти её. И, если я была права… совет пожалеет.

Хохот Листа заглушил робкие возражения Ясеня:

— Рокти, нехорошо угрожать совету. Ты не должна делать так, не ходи, пусть чужак ищет сам. — Он пытался схватить её за руки, умоляюще ловил взгляд.

Она глядела только на меня, будто я был источником всех её бед, и, едва почувствовав руку Ясеня на запястье, вскочила, отступив на шаг.

— Что он найдёт сам? Он же не следопыт!

Её смех лишил меня последних иллюзий. Наша взаимная симпатия мне привиделась. Если Рокти и станет помогать, то лишь из своих политических соображений. Я отодвинул горшочек, поднялся.

— Спасибо за гостеприимство, кров и стол, так сказать. Где я могу лечь поспать?

— Идём, покажу, — Лист стал вдруг серьёзен. Куда делась ирония? Обернувшись к Ясеню произнёс тихо: — Извини, друг. Не вышло посидеть сегодня. К себе пойдёшь или у нас останешься?

— Останусь, — буркнул Ясень, огладил колено, покосился на остатки в горшочке и взялся решительно за ложку.

Лист пожал плечами, прошёл и толкнул одну из дверок по периметру. Оглянулся выжидающе. Я посмотрел на Рокти. Та стояла, поджав губы, глядя мимо и вглубь. «К чёрту!» — решил я и быстро пересёк комнату, перешагнул порог.

Зелёный полумрак успокаивал, воздух был свеж и призрачно ароматен. Я привык уже к умиротворяющему, медовому свету деревянных стен подземного посёлка. Здесь стены были сплошь увиты плющом. Выступ, служивший кроватью, оказался для меня слишком короток, но достаточно широк, чтоб свернуться калачиком: в изножье стоял сундук. Я вздохнул невольно, захотелось упасть и отключиться немедленно. Я шагнул к лежаку, стягивая косоворотку. Сзади хлопнула дверь, погрузив комнату в малахитовую темень. Щелчок пальцев. Я обернулся — Лист стоял у входа, пара светляков вилась рядом, он щёлкнул пальцами ещё раз, и ещё пара поднялась от стены, полетела на звук.

— Они просыпаются от резких звуков. Не буди их без надобности, они тускнеют бодрствуя. А я, признаться, давно не открывал спальни солнцу. К нам заходит только Ясень, да и тот остаётся редко. — Рокти тяготится им, хоть и жалеет.

Он замолк — стоял у входа, скрестив руки, светляки и впрямь быстро тускнели, и под тенью падающих на глаза волос нельзя было различить выражения лица.

— Ты… ты присмотри за сестрой. Ясень защитит её от любой опасности, только от глупости её собственной не сможет. Сделаешь?

— Да уж постараюсь. — Он кивнул, развернулся. — Подожди, — остановил его я. Он вновь опёрся о гладкий окоём дверного хода. — Рокти… чего она хочет?

— Рожна! — Я почти увидел вернувшуюся во взгляд иронию. — Совет ей покоя не даёт. У нас как? Всё семейственно. Не пробьётся Рокот в совет — придётся весь век по-над Рьянкой-рекой вековать, а тут ведь всего семь кланов, в лесу Октранском. И жизнь — везде одинаковая… скучная жизнь, прямо скажу. — Он повесил голову раздумчиво. — А Старейшие по свету ездят, в столицах бывают, и хоть редко кто, а можно и с караваном за дикие земли уйти, в Накан, чудес повидать.

— Поня-а-атно. — Я вспомнил собственную девушку, мечтавшую о великой моей столичной будущности и никак не ожидавшую долгих командировок в провинциальную глушь. Усмехнулся невесело.

— Ясень её сильно смущает, — продолжил вдруг Лист, и я насторожился. — Не пара он ей, понимаешь? И она его не любит, вовсе не любит. Только увалень этот — сам не гам и другим не дам — кое-кому из женихов бока наломал уже. Боятся все Ясеня. Уедет Рокот из нашего леса — глядишь, и успокоится, найдёт себе по нраву кого-нибудь.

Он снова замолчал, и я сидел, не зная, что ответить. Светляки совсем затухли и едва различимыми фосфорными пятнышками опустились на стены. Наконец Лист хмыкнул, толкнул створку. Свет не ударил по глазам, как бывает обычно, он был мягкий, медвяной. В комнате уже никого не осталось, стол остался неприбранным.

— Ты голодный небось? — Лист прошёл, взял мой горшочек. — Остыло уж всё, погреть?

— Оставь. — Я тоже вышел из спальни, подцепил пальцами кусок баклажана. Распробовав, решил, что голод — не тётка, и я действительно обойдусь холодным. — Где вы еду готовите, кстати? — Второй кусок последовал за первым. — Я очага не видел.

— Тю на тебя! Как не видел, когда рядом стоял? Покажу сейчас, пойдём! — Лист устремился на кухню. Я поспешил следом.

— Смотри, — Лист присел на корточки у низенького шкафчика — деревянная дверца его была украшена густым переплетением, напоминающим переплетение корней, только светлым, того же оттенка, что и стены. — Это очаг, сердце дома.

Он дотронулся до узловатой поверхности, и та вдруг ожила, зашевелилась, открылось окошечко в центре и дохнуло жаром. Я отшатнулся. Лист, спеша и морщась, сунул горшочек внутрь.