Греческие боги. Рассказы Перси Джексона - Рик Риордан Страница 16

Во многих отношениях Гестия была похожа на маму, Рею.

У нее была искренняя улыбка, теплые карие глаза, а лицо обрамляли черные роскошные локоны. Гестия была мягка и добра. Она никогда никому не сказала ни единого дурного слова. Окажись вы на вечеринке на Олимпе, будьте уверены, она далеко не первой привлечет ваше внимание. Ее никак нельзя было назвать яркой, громкой или безбашенной. Скорее богиня-соседка — милая и симпатичная, но ничего вызывающего. Чаще всего она прятала волосы под льняной платок. Одевалась в светлые и скромные платья, а о макияже и не думала.

Я уже говорил, что никто не воспринимал ее всерьез, и действительно, боги редко прислушивались к ней. Кронос проглотил Гестию первой, так что и выплюнул он ее последней. Из-за этого ее братья и сестры стали думать о ней скорее как о младшей, чем как о старшей — ведь она последней вновь появилась на свет. Она была тише и миролюбивее всех своих родственников, но это вовсе не значило, что они ее не любили. Как и Рею, Гестию было сложно не любить.

Но кое в чем Гестия была полной противоположностью Реи. Ее мать была известна своим… материнством. Великая Мать. Мама Абсолют. La Madre Grande.

Гестия не желала ничего меньше, чем самой стать матерью.

Ее вовсе не напрягали чужие семьи. Она обожала своих братьев и сестер, и если они заводили детей, она одаривала и их столь же горячей любовью. Больше всего она мечтала о том, чтобы вся олимпийская семья жила в мире и согласии и как можно чаще собиралась у очага, общаясь, ужиная или играя в твистер — в общем, делая все, что угодно, лишь бы вместе.

Сама же Гестия выходить замуж категорически не желала.

Задумайтесь немного, и вы поймете почему. Гестия многие годы провела в желудке Кроноса. Память у нее была отменная, она даже могла вспомнить тот страшный миг, когда Кронос проглотил ее в младенчестве. Она не могла забыть рыдания и отчаяние своей матери. Гестии снились кошмары о том, что подобное может приключиться и с ней. Ей совсем не хотелось выйти замуж и обнаружить однажды, что ее муж, оказывается, каннибал, питающийся новорожденными.

Причем о простой паранойе речи не шло. Гестия успела убедиться, что Зевс мог вести себя ничем не лучше Кроноса.

А дело было так: вскоре после войны с Кроносом Зевс решил, что жениться на титаниде — очень даже неплохая идея, этакий намек на отсутствие у него предрассудков к титанам. Он женился на одной из дочерей Океана, девушке по имени Метида, что была титаном мудрости и замыслов — что-то вроде первого лайф-коучера.

Метиде хорошо удавались мудрые советы для других, но применимо к своей жизни она явно сплоховала. Будучи беременной первым ребенком, она пришла к Зевсу и сказала:

— Муж мой, у меня прекрасные новости! Я предвижу, что у нас родится девочка. Но следующий наш ребенок будет мальчик. И — тебе это наверняка понравится — ему будет судьбой предписано встать когда-нибудь во главе всего мира! Разве это не замечательно?

Паника накрыла Зевса. Он подумал, что его конец будет подобен концу Кроноса и Урана — он обратится в кучу окровавленных кусочков, — так что он решил последовать примеру отца. Распахнув рот невероятно широко, он породил смерч, который затянул Метиду в глотку, сжав ее до таких размеров, что Зевс смог ее проглотить целиком.

Произошедшее немало шокировало олимпийцев, и в особенности Гестию.

Что случилось с Метидой и ее нерожденным ребенком, попавшими в желудок Зевса? К ним мы еще вернемся. А Гестия, увидев все это, сказала себе: «Выходить замуж — ОПАСНО!»

Зевс извинился перед титанами и богами за то, что проглотил Метиду, и пообещал больше никогда так не делать. Он решил жениться на другой титаниде, но, как вы сами могли догадаться, желающих особо не было. Согласилась лишь одна: Темис, олицетворение правосудия, она была любимейшей тетушкой Гестии.

Во время войны Темис заняла сторону богов. Она обладала инстинктивным знанием того, что правильно, а что неправильно, и понимала: из богов выйдут правители лучше Кроноса. (Заметьте, я сказал «лучше», а не «хорошие».)

Как и Гестия, Темис была скромна, покрывала голову платком, и замужество ее не интересовало, тем более после случившегося с Метидой, но во имя мира она согласилась выйти за Зевса.

(И да, формально она приходилась Зевсу тетей, так что можете сколько угодно возмущаться по поводу этого брака. Но продолжим.)

Но это замужество оказалось недолгим. Темис родила две тройни. Первые оказались ничего так — три сестры, названные орами, ставшие богинями времен года.

(Вы сейчас думаете: «Минуточку, почему только три?» Но не забывайте, место действия — Греция, а греки едва ли были хорошо знакомы с зимой.)

А вот вторая тройня ужаснула буквально всех. Их назвали мойрами, Тремя Судьбами, и они родились старыми. Прямо в своей колыбели они из сморщенных младенцев превратились в трех сморщенных старушек. Больше всего им нравилось засесть в каком-нибудь углу и начать плести нити на волшебной прялке. А стоило им перерезать нитку, как внизу один из смертных умирал.

Олимпийцы быстро сообразили, что Три Судьбы не только могут предвидеть будущее, они еще могут им управлять. Они могут вплести жизнь любого в свою волшебную нить — в буквальном смысле слова получалась нить жизни, — а что будет, если они ее перережут? Сайонара! Не было никаких гарантий, что они не могут проделать подобное и с бессмертными. Даже Зевс побаивался этих дамочек.

Став отцом Судеб, Зевс подозвал Темис и сказал:

— Знаешь что, дорогая? Не уверен, что из нашего брака выйдет что-то путное. Если у нас продолжат рождаться дети, подобные этим Судьбам, то мы точно наживем себе неприятностей. Кто будут следующими — Три Бомбы Судного дня? Три Поросенка?

Темис старательно придала себе огорченный вид, хотя в душе облегченно вздохнула. Рожать ей больше не хотелось, и уж тем более она не желала быть всосанной смерчем в глотку Зевса.

— Ты прав, мой господин, — сказала она. — И я с радостью отойду в сторону и позволю тебе взять в жены другую.

Наблюдавшая за всем этим Гестия подумала: «Я не допущу с собой ничего подобного. С моей удачей я выйду замуж за какого-нибудь бога и рожу Трех Стукачей. Нет-нет-нет, возможные последствия слишком ужасны».

И она решила, что куда лучше оставаться одинокой и сосредоточиться на помощи своим братьям и сестрам в воспитании их детей. Она бы могла стать классной тетушкой. Одинокой тетушкой. Тетушкой, у которой никогда не родятся жуткие сморщенные старые дети.

Но проблема состояла в том, что кое-кто из богов думал иначе. Посейдон все заглядывался на Гестию и думал: «Эй, а она ничего. Хороший характер. С ней легко. Мне стоит на ней жениться».