Голем и джинн - Хелен Уэкер Страница 16

Чтобы заглушить этот непрерывный шум, равви советовал ей сосредоточиться на других чувствах, и она прижимала ухо к полу, слушая, как булькает в трубах вода, как матери на идише ругают непослушных детей, как грохочут на кухнях кастрюли и сковородки и стрекочут швейные машинки. А поверх всего этого раздавались глухое бормотание раввина и срывающийся молодой голос мальчика, читающего Тору. Иногда от скуки она начинала повторять слова вслед за ними.

По ночам ей тоже приходилось трудно. Равви ложился в десять и вставал в шесть, и целых восемь часов она была предоставлена сама себе и чужим сонным путаным мыслям. Чтобы время бежало быстрее, равви предложил ей читать, и однажды она наугад вытащила книгу с полки:

…Приготовленную пищу можно ставить на плиту, топившуюся соломой или бурьяном. Если же плита топилась маковым жмыхом или дровами, пищу на нее ставить нельзя, пока угли не покроются пеплом или не будут выгребены. Последователи Шамая утверждают, что можно снимать пищу с плиты, но нельзя ставить ее обратно. Последователи Гилеля разрешают и это.

Тогда наставник спрашивает: «Означает ли выражение „нельзя ставить“, что пищу „нельзя возвращать“, но если ее и не снимали, то можно ли оставить ее на плите?»

Ответ на этот вопрос можно разделить на две части…

Она захлопнула толстый том и уставилась на кожаную обложку. Неужели все книги такие? Обескураженная и немного раздосадованная, остаток ночи она провела у окна, наблюдая за редкими прохожими.

Утром она рассказала равви о своей неудачной попытке. Немного позже он вышел из дому за покупками, а вернувшись, вручил ей плоский пакет. Внутри оказалась тоненькая книжка с веселой разноцветной обложкой. Большой корабль, населенный разными животными, застыл на гребне гигантской волны. На заднем плане разноцветные полосы образовывали на небе полукруг, верхней своей частью касающийся облаков.

— Наверное, начинать лучше с этого, — сказал равви.

В ту ночь Голем познакомилась с Адамом и Евой, с Каином и Авелем, узнала про Ноев ковчег и про радугу — символ Божественного прощения. Она прочитала о том, как Авраам и Исаак поднялись на гору, о едва не принесенной жертве и ее последствиях. Прочитанное показалось ей очень странным. Сами рассказы были незамысловатыми и читались легко, но она не понимала, как следует относиться к этим людям. Жили они на самом деле или были придуманы? Об Адаме и Ное говорилось, что они якобы прожили несколько сот лет, но разве такое возможно? Равви, самому старому человеку, которого она встретила за свою короткую жизнь, до столетия оставалось еще очень много. Выходит, книжка врала? Но равви всегда так щепетильно относился к правде. Если в этой книжке — ложь, зачем он дал ее Голему?

Она перечитала книжку три раза, пытаясь понять этих давно ушедших людей. Все их побуждения, потребности и страхи были чересчур очевидны. «И Адам с Евой посмотрели друг на друга и увидели, что они голые, и устыдились своей наготы», «И позавидовал Каин брату своему, поднялся и убил его». Как не похоже это на жизнь окружающих ее людей, которые норовят поглубже запрятать свои желания. Она вспомнила, как равви советовал судить о людях не по их мыслям, а по делам. И судя по делам тех, о ком говорилось в этой книге, прямое следование своим побуждениям и желаниям вело прямиком к беде и позору. Но неужели все желания так дурны? А как же тот голодный мальчик, для которого она украла книш? Если человек умирает от голода, что плохого в его желании поесть? Или женщина из квартиры в конце коридора? Ее сын торгует товаром вразнос в месте, которое называется Вайоминг, а она только и живет ожиданием письма от него или какого-нибудь знака, что он жив и здоров. Такое желание тоже кажется естественным и правильным. Но с другой стороны, что она знает о жизни?

Утром, когда равви спросил ее о прочитанной книге, она не сразу ответила, потому что искала нужные слова.

— Все эти люди, они жили на самом деле?

Равви удивленно поднял бровь:

— И от этого будет зависеть твое отношение к книге?

— Не знаю. Но по-моему, они чересчур простые, чтобы быть настоящими. Только у них возникает желание, и раз — они спешат его исполнить. А желания-то у них немаленькие. Не то что они хотят новую шляпку или кусок хлеба. Они же совершают очень серьезные поступки. Как Адам и Ева с яблоком. Или Каин, когда он убил Авеля. — Она сосредоточенно нахмурилась. — Конечно, я пока мало живу на свете, но мне кажется, это как-то ненормально.

— Ты ведь видела, как дети играют на улице? Скажи, часто они противятся своим желаниям?

— Я понимаю, что вы хотите сказать, но ведь эти рассказы совсем не о детях.

— В каком-то смысле как раз о детях. Это ведь были первые люди на земле. Все их поступки и все решения были самыми первыми. Вокруг не было общества, чтобы их судить, а у них не было примеров, к которым можно обратиться. Только Всевышний мог объяснить им, что хорошо, а что плохо. И если Его слова шли вразрез с их желаниями, они, как дети, могли и не послушаться. И тогда им приходилось платить за последствия своих поступков. Но скажи мне — чтение, похоже, не особенно помогло тебе скоротать время?

— Я старалась! — виновато сказала она. — Просто трудно так долго сидеть неподвижно!

Равви вздохнул. Он очень надеялся, что чтение станет для нее радостью и поможет решить их проблему. Похоже, ничего с этим не получится. Природу не обманешь.

— Если бы только мне можно было выходить по ночам из дому, — тихо взмолилась женщина.

Равви покачал головой:

— Боюсь, это невозможно. Ночью по улицам гуляют только особы дурного поведения. Ты можешь стать жертвой непристойных приставаний и даже насилия. Мне жаль, но это так. Зато я думаю, тебе пора начать выходить на улицу днем. Мы могли бы прогуляться вместе, после того как я проведу все занятия. Ты бы этого хотела?

Лицо Голема вспыхнуло от радости, и остаток утра она драила и без того безукоризненно чистую кухню с двойным усердием.

Когда ушел последний ученик, равви рассказал ей о своем плане совместной прогулки. Он выйдет из дому первым, а она последует за ним ровно через пять минут. Они встретятся в нескольких кварталах от дома на заранее оговоренном углу. Он вручил ей старую шаль своей жены, соломенную шляпку и перевязанный бечевкой пакет с парой книжек.

— Иди так, словно направляешься куда-то по делу, но не слишком быстро. Если понадобится, смотри, как ходят по улицам другие женщины, и подражай им. Я буду ждать тебя.

Он ободряюще улыбнулся ей и ушел.

Женщина ждала, не спуская глаз с часов, тикающих на полке. Прошло три минуты. Четыре. Пять. С пакетом в руке она вышла в коридор, заперла дверь, спустилась по лестнице и шагнула на залитую полуденным солнцем улицу. Она впервые покинула квартиру, с тех пор как поселилась у равви.

На этот раз она была более или менее готова к немедленно обрушившемуся на нее потоку чужих желаний, и все-таки их концентрированная сила испугала ее. Охваченная мгновенной паникой, она даже захотела вернуться в дом, но это было невозможно — ее ведь ждал равви. Женщина еще раз окинула взглядом непрерывный поток транспорта и пешеходов, разносчиков с их лотками и лошадей, крепко, точно талисман, прижала к боку пакет с книжками и храбро шагнула вперед.