Трон Торна - Дмитрий Воронин Страница 16

А Сила, в отличие от формы, никуда не делась. Она осталась здесь, в его руке, навсегда. Если бы он мог усмехнуться такому повороту судьбы! То, к чему он так стремился, теперь с ним навеки. Сила первородного огня, вобравшего в себя все остальные энергии, Сила, в которой кроется ничтожное «могущество» магов этого мира, была теперь в его власти.

И вместе с тем пришло осознание горькой истины. Теперь он мог многое… и ничего. Только дикое, неконтролируемое извержение мощи, хранящейся в Чаше, было ему подвластно, да еще те знания, какими владел он раньше, когда был человеком. А Магистру хотелось большего.

Сейчас, когда проклятая девчонка лишила его плотских желаний, у Берга осталась одна страсть — месть. Месть не столько ей, возомнившей себя знатоком древнего колдовства, с ней он рассчитался сполна, месть всем этим людишкам, гномам, эльфам — всем тем, кто так или иначе встал тогда на его пути. А уж потом, когда эта месть свершится, можно будет подумать и о наведении порядка в этом мире.

Магистр должен вернуть себе живое тело. Но сделать это было непросто…

Древние летописи одна за другой проплывали перед его мысленным взором, но в них он не находил того, что открылось ему в огненном аду, когда неведомый металл, пузырясь, стекал по его левой руке.

Чаша… Ее первородная, не поддающаяся контролю энергия нуждалась в другой силе, организующей и направляющей. Говорят, самому Торну было непросто сладить с этим артефактом, творцом которого он не являлся, но, будучи всего лишь одним из владельцев в длинной цепи, Великий Торн сумел обуздать мощь Чаши, использовав Трон. Только сочетание Трона и Чаши позволяло в полной мере управлять магической силой этого мира, лишь жалкие крохи которой доставались обычным магам, правда, считающим себя великими.

Чем был на самом деле этот Трон, не знал никто — ни писанные эльфийскими рунами задолго до появления на этих землях первого человека летописи, ни духи стихий, не раз вызываемые Магистром, ни сама Чаша. Но Трон существовал, и он не был изъят богом из этого мира, ибо лишь Трон мог обуздать порывы энергии, изливавшейся из Чаши. Берг знал, что Трон Торна был пущен в дело по меньшей мере дважды — уже после того, как сам его хозяин покинул этот мир. Те времена, когда Сила, управляемая Чашей, вырывалась наружу, назвали впоследствии годами бешеного солнца, породившими чудовищ, многие из которых до сих пор сохранились в дальних уголках Империи. Но годам бешеного солнца пришел конец, когда что-то не менее сильное, чем разбушевавшийся артефакт, сумело обуздать его мощь. Берг был уверен, что именно благодаря Трону Торна мир не превратился тогда в выжженную, безжизненную пустыню.

Он хотел найти Трон. Магистр верил… нет, он твердо знал, что, совместив силу Трона и Чаши, сможет не только вернуть себе прежнее тело — он сможет все. Все, что захочет. Он сам станет богом, ни в чем не уступающим тому, что когда-то правил этим миром.

Тарсис сидел неподвижно, сопровождая немигающим взглядом каждое движение господина. Эта поза, ставшая бы очень скоро для любого невероятно утомительной, ничуть его не беспокоила. Как и его Магистра, Тарсиса мало волновали удобства — существовало лишь одно, что могло вывести его из равновесия. Голод.

Он вспомнил уже в который раз ту проклятую ночь… ту благословенную ночь, когда впервые познакомился с господином.

Голод терзал его, ломая волю, сжигая остатки инстинкта самосохранения, лишая разума. Голод гнал его к ближайшему жилью, и Тарсис, прекрасно понимая, что для него это смертельно опасно, все же тяжело взмахивал крыльями, направляя свой полет к одинокому хутору, что стоял в паре лиг от крошечного, ничем не примечательного городка. Сунуться в город сейчас для него было смерти подобно.

А ведь еще четыре дня назад он, Тарсис, мог считать себя довольно счастливым вампиром. Уютный домик, в котором можно было пережидать неприятное время, когда на небе вовсю сияет жгучее солнце. Немного денег, вполне, впрочем, достаточно, чтобы обеспечить себе нормальную жизнь. Ученик, глядящий ему в рот и внимающий каждому слову.

Конечно, если бы он прятался в своем домике в течение всего светлого времени суток, рано или поздно какой-нибудь обормот заметил бы это, а там уж недалеко и до истины докопаться. Любопытные существа эти люди, умеют же делать верные выводы из совершенно неверных предположений. Вроде тех, что вампиры якобы не выносят света. Интересно, может быть, эту глупую мысль людям подкинули его, Тарсиса, родичи? В смысле, родичи по нынешней крови.

Разумеется, вампиры света не любят. Но если разобраться, то и люди не любят, к примеру, долго находиться под водой без воздуха. Так ведь и утонуть можно. Но если очень уж надо, то ненадолго могут и нырнуть. Так и вампиры, если надо, могут и в яркий полдень появиться на свету… Если очень надо.

Вот и случалось Тарсису то самому на рынок сходить, то ученика своего, Пера, к колодцу отправить. Да и на рынок тот бегал нередко. Голод — с ним не поспоришь.

Разумеется, Тарсис очень ценил свое положение — немало его собратьев, увлекаясь утолением голода, теряли осторожность, и тогда на них ополчались все, и приходилось либо принимать бой, как правило, плохо заканчивавшийся, либо бежать сломя голову. Нет, Тарсис, поживший в этом мире уже пять сотен лет, был мудр. К чему рисковать, если более или менее утолить голод можно, к примеру, кровью обычной курицы? Конечно, долго без горячей человеческой крови Тарсис не прожил бы, он просто бы ослаб настолько, что даже ребенок справился бы с ним, поэтому на охоту он все же выходил. Но делал это редко.

Пер, будучи обращенным всего полтора года назад, был сущим сосунком, не умеющим сдерживать рефлексы, не знающим разницы между словами «хочу» и «могу». Он, недоросль-вампиреныш, считал, что может абсолютно все. И просчитался.

Спокойная жизнь кончилась в одночасье. И произошло это так глупо, хотя Тарсис, сколько ни думал об этом, неизменно приходил к печальному выводу: ни предусмотреть, ни изменить случившегося он не мог.

Виноват во всем был, конечно, Пер. Тарсис как раз наслаждался полутьмой и прохладой, когда ученик с выражением ужаса на лице ворвался в дом. Изо рта, недвусмысленно выдавая в нем вампира, торчали внушительные белые клыки. Мальчишка не освоил еще искусство трансформации, научившись пока лишь элементарному — отращивать этот пресловутый символ вампиров. И немудрено, это умение приходит одновременно с обращением, ему толком и учиться-то не надо.

— Тарсис! Там… эта… баба… руку раскровенила, упала, значить… Кровищи… — Он тяжело дышал от долгого бега, глаза, наполненные страхом, смотрели на учителя проси тельно и заискивающе, а руки, предательски дрожа, все время норовили спрятаться за спину. — Ну, у меня, эта, зубы-то… сами как-то… Тарсис, я ить не хотел… я и не тронул… а они… увидали и, эта, за дубины… Тарсис… они, эта, сюда идуть…

Старый вампир в дальнейших объяснениях не нуждался. Все его существо переполнял гнев — надо же, сосунок, сразу домой побежал, скотина, и всю эту толпу, ясное дело, за собой привел. Убить его за это мало. Хотя убить-то как раз убьют, за этим дело не станет…