Жертва всесожжения - Лорел Гамильтон Страница 16

На десерт был творожный пудинг с шоколадом и малиной.Тройная угроза любой диете. Я бы, честно говоря, предпочла пудинг без всякой подливки.Фрукты, кроме земляники, и шоколад просто портят чистый вкус сливочного сыра.Но Жан-Клод любил такую подливку, а десерт был заказан вместо вина, от которогоя отказалась. Терпеть не могу вкуса алкоголя. Поэтому десерт выбирал Жан-Клод.Кроме того, в этом ресторане не подают пудинг без подливки. Недостаточноизысканно, наверное.

Я съела пудинг целиком, погонялась за последним комкомшоколада по тарелке – и отодвинула ее. Была сыта по горло. Жан-Клод устроилруку до плеча на скатерть, положил на нее голову и закрыл глаза, кайфуя, смакуяпоследние остатки десерта. Потом заморгал, будто выйдя из транса, и сказал, неподнимая головы:

– Ма petite, ты оставила немножко взбитых сливок.

– Наелась, – ответила я.

– Это же настоящие взбитые сливки. Они тают на языке искользят по нёбу.

– Все, все! – Я замотала головой. – Не могубольше.

Он испустил долгий страдальческий вздох и сел ровно.

– Бывают ночи, когда ты приводишь меня в отчаяние, mаpetite.

Я улыбнулась:

– Самое смешное, что иногда я точно так же думаю отебе.

Он кивнул, чуть поклонился:

– Touche, ma petite, touche [3].

Он посмотрел мне за плечо и окаменел. Улыбка с его лица несошла – ее просто сорвало. Это лицо стало непроницаемой маской. Я знала, дажене обернувшись, что у меня за спиной кто-то стоит, кто-то, кого Жан-Клодстрашится.

Я уронила салфетку, подняла ее левой рукой, а в правой уменя оказался «файрстар». Когда я выпрямилась, он лежал у меня в руке наколенях. В «Демише», конечно, стрелять совсем не комильфо, но мне, черт побери,не впервые нарушать условности.

Повернувшись, я увидела, как между столов к нам идут двое.Женщина казалась высокой, пока не глянешь, что за каблуки у ее туфель.Четырехдюймовые шпильки. Я бы в них на первом же шаге ногу сломала. Платье унее было белое, с прямым воротом, и стоило дороже всего моего убора спистолетом вместе. Волосы очень светлые, почти белые, под цвет платья, и плечиукрыты простой белой норкой. Пышная прическа украшена блеском серебра ихрустальным огнем бриллиантов, как короной. Была она бела как мел, и дажекосметика не могла скрыть, что она сегодня еще не пила крови.

Мужчина был человеком, хотя струилась из него гудящаяэнергия, которая заставляла в этом усомниться. Обращал на себя внимание еговосхитительный коричневый загар, какой бывает на оливковой коже. Буйно вьющиесякаштановые волосы, подбритые на висках, спереди спадали локонами почти наглаза. Темно-карие глаза смотрели на Жан-Клода пристально и радостно, но стемной радостью. На нем был белый льняной костюм с шелковым галстуком.

Они остановились у нашего стола, как я и думала. Красивоелицо мужчины было обращено только к Жан-Клоду – будто я тут вообщеотсутствовала. У него были очень резкие черты лица – от широких скул до почтикрючковатого носа. Казалось бы, самое ординарное лицо, но оно поражало ипритягивало к себе своей исключительно мужской красотой.

Жан-Клод встал, опустив свободно руки, на красивом лице неотражалось ничего.

– Сколько лет, сколько зим, Иветта!

– Много, Жан-Клод. – Она наградила его чудеснойулыбкой. – Ты помнишь Балтазара? – Она тронула мужчину за руку, и онпослушно охватил этой рукой ее талию и запечатлел целомудренный поцелуй нащеке. Тут он впервые посмотрел на меня. Никогда раньше ни один мужчина так наменя не смотрел. Если бы так глядела женщина, я бы сказала, что она ревнует.Вампирша совершенно свободно говорила на правильном английском, но сфранцузским акцентом.

– Конечно, помню, – ответил Жан-Клод. –Время, проведенное с Балтазаром, запоминается надолго.

Мужчина обернулся к Жан-Клоду:

– Но не так надолго, чтобы ты остался с нами. – Вего словах тоже слышался французский акцент, в котором угадывался еще какой-то.Как если смешать синее и красное, чтобы получить пурпурный цвет.

– Я – Мастер на своей земле. Разве не об этом мечтаеткаждый?

– Некоторые мечтают о кресле в совете, – ответилаИветта. Ее голос был все таким же слегка веселым, но в нем скрывался ещекакой-то тон. Как если плывешь в темной воде и знаешь, что в ней водятся акулы.

– Я не рвусь к таким заоблачным высотам, – сказалЖан-Клод.

– Действительно? – спросила Иветта.

– Абсолютно, – заверил ее Жан-Клод.

Она улыбнулась, но глаза ее остались далекими и пустыми.

– Что ж, увидим.

– Здесь нечего видеть, Иветта. Я доволен своим положением.

– Если так, тебе нечего нас бояться.

– Нам и так нечего бояться, – сказала я иулыбнулась.

Они оба посмотрели на меня, как на собаку, вдруг исполнившуюзабавный номер. Что-то они начинали мне всерьез не нравиться.

– Иветта и Балтазар – посланцы совета, mа petite.

– Рада за них, – ответила я.

– Кажется, мы не произвели на нее впечатления, –сказала Иветта, поворачиваясь ко мне лицом. Глаза у нее были серовато-зеленые,с янтарными искорками вокруг зрачков. Я почувствовала, как она пытаетсязатянуть меня в эти глаза, но у нее не выходит. От силы Иветты у меня плечипокрылись гусиной кожей, но захватить меня она не могла. Сильна, но не Мастервампиров. Ее возраст ощущался у меня в черепе болью. Не меньше тысячи лет.Последняя вампирша такого возраста, с которой мне довелось столкнуться, чутьменя не угробила. Но Николаос была тогда Принцем Города, а Иветте об этом имечтать не приходится. Если вампир не достиг состояния Мастера за тысячу лет,то это ему уже не светит никогда. С возрастом вампир набирает силу и умение, ноу него есть предел. Иветта своего достигла. Я смотрела ей в глаза, сила еетекла по моей коже, а мне хоть бы что.