Клинок инквизиции - Диана Удовиченко Страница 16

Вышли, когда начало смеркаться – ради безопасности, да и Аарон сказал, что к цыганам лучше наведываться вечером, когда все возвращаются с промысла.

Табор расположился к югу от города, в лесу у подножия горы Шлосберг.

– Сюда. – Аарон отыскал узкую тропку, двинулся вперед.

Вскоре из-за деревьев послышался разноголосый гомон, потянуло запахами дыма, лошадей и жареного мяса. Тропинка привела к большой поляне, на которой стояли шатры и кибитки, горели костры. На них жарились тушки кур, куски мяса, бурлила в котелках похлебка, вокруг огня сидели смуглые люди в потрепанной одежде. Играла гитара, низкий женский голос выводил надрывный напев.

Сенкевич с интересом осматривался. Цыгане не выказали враждебности при их появлении, приветствовали Аарона как старого знакомого – видно, мальчишка часто наведывался в табор.

– Иди сюда, золотой! – Молодая цыганка помахала алхимику, подвинулась, освобождая место у костра.

Тот присел. Сенкевич опустился рядом.

– Здравствуй, Роза. – Аарон смотрел на девушку с детским восторгом.

– Здравствуй, золотой. Зачем сегодня пришел? Есть кости летучих мышей, жабий камень, змеиная кожа.

– Нет, сегодня ничего покупать не буду. Я товарища привел…

Роза улыбнулась, показав крупные белые зубы. Заглянула Сенкевичу в глаза:

– А тебе чего, красивый? Погадать, приворожить кого? Или, может, порча нужна?

Она была очень привлекательна. Сенкевич, сам того не желая, долго рассматривал смуглое лицо, большие черные глаза, брови вразлет, сочные полные губы. Роза отвечала прямым откровенным взглядом. Молчание затягивалось. Легко рассмеявшись, цыганка откинула с плеч кудрявые волосы:

– Так что, красивый? Или онемел?

– Погадай. – Сенкевич протянул ей последний пфенниг.

– Убери. С тебя денег не возьму. Дай руку.

Коснулась ладони тонкими грязноватыми пальцами, внимательно рассматривала что-то в переплетении линий. Потом нахмурилась:

– Непонятно, красивый. Ох, непростой ты человек, и судьба у тебя непростая… Сейчас на картах раскину.

Достала из широких юбок потертую засаленную колоду, разложила прямо на земле. Сенкевич таких карт никогда не видел. Рисунки на них были сделаны вручную, словно бы неумелой рукой, и уже выцвели. Но ложась на землю, они будто оживали, и казалось, фигурки шевелятся под неверным светом костра.

– Не оттуда пришел, не туда уйдешь, красивый, – непонятно говорила Роза. – А ты умелец. – Смуглый палец ткнул в карту, на которой был изображен человек за столом. – И удача с тобой всегда рядом. Люди особые тебе нужны, вижу. Найдешь. Ищи большой серый дом с рыжим котом и белого человека под землей.

– Как это понимать?

– Ты умный, поймешь, – улыбнулась девушка.

– Что еще скажешь?

– Все у тебя будет, красивый. – Цыганка перевернула следующую карту, почему-то помрачнела. – И богатство будет, и удача не подведет. Только вот в конце плохо… смерть выпадает. Не тебе, красивый.

– А кому?

– Много крови будет, – вздохнула Роза. – Зверь придет.

Ее гортанный голос завораживал, красивое смуглое лицо в отблесках костра выглядело одновременно притягательным и зловещим, словно у безумной пифии.

– А то, чего я хочу… оно получится? – тихо спросил Сенкевич.

– Выйдет, красивый. Выйдет, да не то…

Роза достала из колоды последнюю карту, взглянула, рассмеялась и сунула за пазуху.

– А это тебе знать пока не надо, красивый. Это пусть мне будет.

– Пойдешь со мной? – спросил Сенкевич.

Она даже не спросила, куда и зачем. Снова расхохоталась:

– А это, красивый, как карта ляжет да как судьба покажет.

Сказала так, что он понял: бесполезно настаивать.

Переборы гитарных струн сделались быстрее, женский голос запел что-то веселое, озорное.

– Спляши, Роза! Роза, пляши! – раздались выкрики.

Девушка поднялась гибким движением, гордо вскинув голову, вышла в середину поляны. Замерла на мгновение, давая всем полюбоваться на себя. Повела плечами, вскинула руки, прищелкнула кастаньетами, притопнула и взмахнула широкими юбками, на мгновение показав стройные ноги.

Это не походило на привычную «цыганочку», скорее напоминало испанский танец – гордый, безудержный. Сенкевич не отрываясь смотрел на Розу, облитую огненным светом. В движениях ее, в повороте головы, улыбке было что-то древнее, дикое, заражающее животной страстью.

Очнувшись, потянул Аарона:

– Пойдем.

Роза отказалась уходить с ним, а других он не захотел уговаривать. Ощущал идущую от нее силу, понимал: она лучшая здесь. Что ж, придется подыскивать другого человека, равного ей по возможностям.

Он встал, двинулся к тропинке, подавляя желание обернуться и еще раз посмотреть на цыганку.

– Правда, красивая? – вздыхал по дороге Аарон.

Сенкевич не ответил. Он до сих пор видел перед собой гибкую фигуру, пляшущую в свете костра. Давно его так сильно не тянуло ни к одной женщине.

Эльза храпела в углу. Сенкевич с Аароном поужинали сыром и хлебом, улеглись рядом с хозяйкой. То ли дело было в чертовых блохах, то ли в воспоминаниях о цыганке, но Сенкевич долго не мог уснуть, ворочался с боку на бок, ощущая странную ломоту в костях. И курить хотелось смертельно. Такого даже в зоне не было, там всегда можно найти сигареты. Чертово Средневековье… Чем можно заменить табак? Вспомнил: дед рассказывал, что в войну заядлые курильщики делали самокрутки из какой-то травы. Только вот из какой?.. Сколько он ни напрягал память – так и не сумел вытащить нужную информацию. Наконец толкнул в бок алхимика:

– Аарон! Спишь?

Мальчишка заворочался, хрипло спросил:

– Что?

– Ты ж у аптекаря работал. Не захватил оттуда каких травок?

– Есть один сбор. – Аарон сполз с постели, побрел в угол, повозился там, протянул холщовый мешочек: – Вот.

Сенкевич потрогал содержимое мешочка: сухая измельченная трава, на ощупь в точности табак. Понюхал: пахло приятно – пряно, горьковато, почему-то знакомо. Спросил на всякий случай:

– Не ядовитый?

– Нет, сонный, – утешил парень, – успокаивает. Только его надо в кипятке заваривать, в пропорции…

– Бумага есть? – перебил Сенкевич.

– Книга только. – Аарон подал потрепанный томик.

Страницы были толстоватые, засаленные и тоже пахли травой. Хрен с ним, решил Сенкевич, все равно другой нет. Зажег свечу и принялся за работу: оторвал полстраницы, не обращая внимания на протестующий шепот алхимика, неловко свернул самокрутку. Оценивающе посмотрел на кривоватое изделие, прикурил от свечи, затянулся. В горло ударило непривычно едким дымом, завоняло паленой бумагой. Сенкевич зашелся в кашле, отдышался, подумал, потянул еще. Вторая затяжка пошла легче. Сдержав новый приступ кашля, выкурил самокрутку.