Выкуси. История любви - Кристофер Мур Страница 16

А я такая: «О-ёй».

И Джеред мне такой: «Верняк. Верняк. ОБМ! ОБМ!»

И я ему: «Она злится?» Но сильно безразличней говорю, чем мне внутри.

Тут Джеред такой на секунду зависает, словно обдумывает ответ, а потом такой: «Она вся в твоей одежде, и у нее по всему переду кровища, и еще кивает, и показывает клыки, и ващще».

Тут у меня все в перспективу выстраивается — ну типа когда ты ребенок и считаешь, что все сосет, если надо есть гидрогенизированное арахисовое масло на БТР, а потом видишь эту рекламу про голодающих детей с мухами на глазах, у них и хлеба-то нет никакого, не то что бутера, — и вся такая: «Вот это попадос». И я такая думаю тащемта: может, с комендантским часом в крепости материнского модуля на Филлмор не так уж и плохо в сравнении с Графиней, которая свой гнев на тебе вымещает за то, что ты ее заключила в бронзу.

Поэтому я такая: «Попадос тебе, Джеред. Пака». И телефон отрубаю.

Кароч, пять минут проходит, я их провожу у себя в углу и вся: «Ой блять блятьблять», — и что не, — и тут опять городской звонит. Ронни мне такая: «Ты трубку снимать будешь?» — из своей комнаты.

А я ей: «Я даже не знала, что он включен».

А она мне такая: «Это мама, наверно, тебя проверяет, так что давай сними».

А я ей: «Ронни, сама отвечай, а не то я тебя во сне прикончу и труп в Залив выкину».

А она такая: «Хор». И тут же: «Это тебя. Какая-то девочка, зовут Джоди». И стоит такая со своей бритой головой, несуществующее бедро вперед выставила, типа: «Накося, сцуко».

А я вся такая: «Ебать мои носки!» Беру трубку и типа туда: «Аллё, у меня амнезия, я не помню ничего за последние два месяца!» Птушто чего тут еще сказать тому, кого сам в бронзу закатал?

А Графиня мне такая: «Эбби, я не сержусь».

Что есть тотальные враки, птушто я же слышу — сердится. У нее такой мамский голос «я не сержусь», хоть ей и всего типа двадцать шесть.

«Так вы меня не убьете?» — спрашиваю.

«Надо поговорить. Сейчас давай бери электродрель и слесарную ножовку со сменными полотнами и приезжай в студию».

А я ей такая: «Я даже не знаю, где такое берут, а Фу на работе, а у меня комендантский час и завтра в школу. У меня контрольная, поэтому я сачкануть тотально не могу, а кроме того, зачем все это вам надо?»

А она мне: «Найди инструменты и приезжай немедленно. Томми застрял в статуе, нужно его оттуда вынуть».

А я такая думаю: «Уй». Но не парюсь и типа такая вся: «А он не может выбраться так же, как вы?»

Графиня мне тут: «Томми не умеет обращаться в туман. Я-то выбралась, а Томми там уже… сколько, Эбби?»

«Ой, ну типа пару дней, не больше. У меня самой все в тумане после той травмы головы».

И тут я такая слышу: «Джеред, поди-ка сюда. Пусть Эбби услышит, как ломается твоя шея».

«Ладно, типа недель пять. Блядь, Графиня, палку-то перегибать хорош, да?»

«Приезжай немедленно, Эбби».

И такая трубку вешает.

Кароч, я текстю Фу: «ГРАФИНЯ ВЫШЛА, НАДО НОЖКУ ДРЕЛЬ ЩАЗЖЕ».

А он мне такой: «ЧЗХ? ЧЗХ? ЧЗХ? КУДА? ЧЗХ? АС-МАГАЗ @ КАСТРО».

(Верняк. Четыре ЧЗХ! Интеллектуальное любопытство у Фу очень глубоко. На той неделе он двадцать минут меня доставал, каково это — жить с клитором. Я просто отвечала: «Да ништяк». Верняк, я УО, просто ничего больше придумать не могла. Надо французский учить аж не могу. У них для клитора типа двадцать семь слов. Клиторы для французов — как снег для эскимосов, только из них типа иглу сложнее строить.)

Тащемта я ему текстю: «ОГРСПСПК <3».

И говорю Ронни, чтоб сказала маме: кажись, у меня сибирская язва на зубной щетке, поэтому мне надо в «Уолгринз» за новой, я щасвирнус. Влатываюсь в куртяк с солнечными бородавками, вдруг там коти-вурдалаки и что не, рву трамваем «Ф» на Кастро в «Ас-Магаз». И тотально чую, какая враждебность прет от тамошнего Боба-Строителя в красном фартуке. [4]Я ему вся такая: «Чё? Никогда свадебного платья не видал?»

А он мне такой: «Не, платье мне очень нравится, у тебя весь фасон просто сказочный».

Я такая: «Правда? Спасибо. У вас фартук зашибись. Мне нужна ножовка по металлу и дрель».

А он мне: «Зачем?»

Я такая: «А записку от мамы не принести? Слесарную ножовку, блядь, и электродрель. У меня время кончается».

Он мне такой: «Я только потому спросил, что у нас больше тридцати разных видов электродрелей».

А я ему такая: «A-а. Мне нужно освободить моего Темного Владыку из бронзовой скорлупы, в которую я его заточила».

А он: «А, ну так бы сразу и сказала». И заводит меня в этот дрельный бутик, и я выбираю там одну красно-черную, тотально в тон платью, а Боб выбрал ножовку, которая тотально к нему не идет, но мне обижать его не хотелось, поэтому я сказала, что ножовка très beau, это по-французски значит клевая.

Плачу за всю фиготень тащемта и такая: «Так, а чего вы открыты-то посреди ночи?»

А Боб мне такой: «Ну, знаешь сама же, как оно бывает. Нипочем не угадаешь, когда и кому нужно будет освобождать среди ночи темных владык — или, наоборот, связывать».

А я ему: «Влеэээ». Потому что на такой дряни не залипаю. Я по СМ и бондажу прусь только в гардеробе. Пыталась порезаться, чтоб выразить разбитость своего сердца из-за Томми (Владыки Хлада), когда он меня отверг, но ОЯЕ, больно это, как пылающий пиздец. Всмысь, членовредительство меня заводит, как кого угодно, — у меня восемь пирсингов и пять татух, и некоторые болели, как двойной пылающий пиздец, но это же профессиональное, тут на кого-нибудь другого можно баллон катить. Я аще-то одного парня на Хейте знаю, он тебе наколку забесплатно сделает, если ты девчонка и будешь на него все время орать, а это, как выяснилось, не очень трудно, если кто-то в тебя тычет электроиглой. Когда он мне крылья летучей мыши колол, я орала на него так, что потом голос на два дня сел.

Тащемта я опять на «эфке» через весь город проехала и еще три квартала от Маркет и к студии, но все время за кнопку солнечных бородавок на куртке держалась, чтоб Чет и его друганы коти-вурдалаки на меня не напрыгнули, я ж не могу в своем свадебном платье бегать, у меня пряжки мотокроссовых сапог на платформе за кружева цепляются, поэтому для меня типа это все равно будет: стой и дернись — или сдохни, сцуко! Но никаких коть-вурдалаков не появилось.

Кароч, я дошла до логова и вся такая влетаю: «Эй, Графиня, вот вам дрель!» Вся такая бодрячком, как Мишка-Любишка на спидах, хотя это, наверно, была ошибка, ибо уже доказан тот факт, что бодрячков убивать проще. Поэтому я вся типа: «ЧЗХ, вурдалачица?» Птушто она вся не обычная она вся, типа «отпадный гемофилик», а бледная, как бумага для принтера. И я в тотальном игноре, что на ней моя длинная юбка и мой черный бюстье, а она меня даже не спросила, можно ли надеть, а бюстьерит он ее гораздо больше, чем меня, и это тотально невежливо. Я ей такая: «Графиня, у вас все хорошо? Какая-то вы бледная».