Рыжая на откуп - Рин Рууд Страница 16

— Так это я виновата? — возмущенно охаю.

— Нет, Рыжая. Виноваты Карн и я, — Агатес цокает. — Тогда мы были очень самоуверенны и опьянены силой и властью. Это мы посмели пойти против судьбы двух бесплодных смертных.

— Но страдаю я, — горько усмехаюсь и закрываю лицо рукой.

— Твоя служба может быть не обременена обидами, ревностью и болью, — Агатес мягко отрывает ладонь от моего лица и заглядывает в глаза. — Мы можем наслаждаться друг другом без чувств…

Наотмашь леплю колдуну звонкую пощечину и толкаю его в грудь:

— Я тебе не животное, чтобы жить без чувств и эмоций! Да и откуда мне знать, что ты, мерзавец, не налажаешь? Высосешь вместе с моей влюбленностью чего-нибудь лишнего, а потом опять мне разгребать? Хочу и буду страдать от безответной любви, ясно?! Это мое право плакать в подушку! Урод чернильный! Засунь себе горный хрусталь в жопу и сядь за стол! Такими темпами я тебя и твоего рогатого дружка возненавижу и утоплю в Источнике, чтобы вы, мрази, наконец, воссоединились со своими любимками на том свете и сношали им мозги, а не мне!

Агатес открывает рот, чтобы утихомирить меня, и я рявкаю:

— Сядь и жди ужина! Иначе я тебе в глотку сырого фарша затолкаю!

Колдун пятится и бесшумно усаживается за стол, и Чуба на потолке что-то ехидно скрипит на своем паучьем языке. Парень вскидывает голову и зло хмурится, поджимая губы. Прежде чем вернуться к готовке, я выхватываю стекляшку из пальцев гостя, кидаю на стол и под возмущенный вздох давлю ее сковородой.

— Это ведь был артефакт…

— А могла была быть твоя голова, — я зло трясу увесистой сковородой перед колдуном.

Чуба спрыгивает на столешницу и с хрустом подъедает хрустальную крошку. Пока леплю мясные шарики, меня так и подмывает разрыдаться от обиды и жалости к себе, но татуированный урод не дождется моих слез. Не буду я плакать из-за старого колдуна.

— Приятного! — шиплю я и буквального швыряю на стол тарелку с фрикадельками и приборы. — Кушай, не обляпайся!

— Вот это сервис, — цокает Агатес.

— А это тебе, Чубочка, — игнорирую гостя и придвигаю крошечную плоскую соусницу с двумя фрикадельками к пауку. — Ешь, мой хороший.

Я встаю у раковины, облокотившись на ящики и скрестив руки на груди, и молча гляжу на Агатеса.

— Ты так и будешь стоять над душой? — гость берет вилку и недовольно смотрит на меня.

— Ешь, — цежу сквозь зубы.

Агатес с сомнением глядит на Чубу, копошащегося в соуснице, и накалывает фрикадельку на вилку, которой я хочу пробить ему глаз. Он неуверенно жует и одобрительно хмыкает. Когда колдун подчищает тарелку от мясных шариков, я закрываю глаза и меня передергивает от разряда бурлящей энергии — Агатес доволен и сыт. Чуба тяжело подползает к хозяину, и тот подсаживает его на плечо.

— А теперь проваливай, — я убираю грязную посуду в раковину. — И начинайте обдумывать следующее задание.

— Если ты у нас такая смелая, то тебя не смутят, например, просьбы удовлетворить своих господ орально? — насмешливо интересуется Агатес.

— Что, вам тяжело удержать член в штанах? — оглядываюсь на гостя.

— Как и тебе не насадиться на него, — Агатес пожимает плечами и холодно улыбается. — Хотя постой, ты же свою шлюшью натуру решила прикрыть чувствами и прочей мишурой.

— Ах ты… Мудак!

— Да ладно тебе, — усмехается Агатес. — Бульварные романы тебя не научили, что любовь расцветает только к одному избраннику, а ты, жадная хапуга, двух мужиков решила к рукам прибрать. Или ты пока не определилась с выбором?

— Что ты несешь? — я теряюсь от глупого вопроса колдуна.

На секунду задумываюсь. Действительно, влюбиться в двух и хотеть ласки от каждого — немного по-шлюшьи. Я нервно и смущенно приглаживаю волосы и с пунцовым лицом отворачиваюсь от гостя. И вдруг до меня доходит, что колдун-то не просто так кидался в меня оскорблениями.

— Ты меня ревнуешь к Карну? — я удивленно оборачиваюсь на гостя.

— Карнон — Бог, — колдун хмурится. — Дух, а духи если и любят, то один раз и навсегда. И он уже любил. Карн обязательно сделает тебе больно.

Бесшумно опускаюсь на стул и во все глаза гляжу на парня:

— Ты в меня втрескался. Ах ты, коварный маг-волшебник-чародей, ты своим милым камушком решил вытянуть из меня влюбленность к Карну, чтобы стать единственным объектом моих воздыханий? И ты взревновал, когда Рогатый меня на твоих глазах посмел лишить невинности? Вот чего ты психанул тогда и напомнил Карну о его Жули. Агатес… Ты же мой пупсик в татуировочках. Окучивать даму вдвоем с лучшим другом уже не так весело?

— Некрасиво смеяться над стариком, — шипит Агатес.

— Влюбленным стариком, — я скалюсь в улыбке и кладу подбородок на сцепленные вместе ладошки. — Можно ли считать меня геронтофилкой?

— Жестоко, Рыжая.

— Это ты напомнил, что ты старый, дряхлый и полысевший, — тихо смеюсь. — И меня кое-что интересует. Член у тебя тоже наколдован или он родных размеров?

— Рановато ты в стерву начала обращаться, — Агатес недовольно цыкает.

— С кем поведешься, — я печально вздыхаю и встаю из-за стола. — Да и есть что-то в отношениях с большой разницей в возрасте.

— Это мило, — колдун серьезно смотрит на меня, — но…

Агатес раскрывает ладонь, на которой лежит кусок горного хрусталя, и криво улыбается.

— Твое право — любить кого-то из нас, но я отказываюсь играть в эти игры, — он прижимает стекляшку к груди и что-то глухо и неразборчиво шепчет.

Я хочу кинуться на него и остановить, но мерзкие чары льдом сковали мое тело. Мне остается только со слезами на глазах смотреть, как лицо Агатеса бледнеет, а воздух у его груди искрит призрачными всполохами. Я перевожу беспомощный взгляд на Чубу, но паук тоже парализован — он застыл на плече хозяина с поднятыми передними лапками.

Агатес глубоко вздыхает, открывает глаза и кладет отполированный хрусталь на столешницу. Прожилки внутри артефакта переливаются мягким золотым сиянием, а лицо колдуна пугает своей отстраненностью и меланхоличностью.

— Хорошо посидели, Рыжая, — он встает и потягивается со лживой улыбкой.

— Зачем? — сипло спрашиваю я.

— И тебе советую, — он щелкает меня по носу. — Не передумала?

— И со сколькими ты проделывал такой фокус, отказываясь от чувств? — с ужасом вглядываюсь в пустые глаза.

— Ты точно не первая, — Агатес смеривает меня холодным взором. — Но меня тянет обычно к шатеночкам, а не к рыжим.

Чуба яростно шуршит и перебирает лапками по шее колдуна, будто пытается его разорвать на куски, и я в отчаянии прячу лицо в ладонях. Мне грустно не от того, что Агатес теперь не влюбится в меня, а от того, что он самолично лишил себя светлого куска души. И не в первый раз.