Горбатый Эльф - Дарья Власова Страница 16

Потом был мутный рассвет, обещавший ненастье. К середине дня поднялся ветер. Облака то проносились над самой головой, то сползали в ущелье, заволакивая путь серыми промозглыми клочьями. Временами даже ушей Маяка не было видно. Внизу ревела разбухшая Тана – видно, где-то в горах лил дождь. Под вечер Тайра добралась до селения, в котором думала переночевать. Там часто останавливались беженцы на пути в Салем, и хозяева пускали постояльцев без расспросов. Постояла, посмотрела на гостеприимно светящиеся окошки – и тронула коня. В каждом дворе ей чудились солдаты.

Вскоре пошел снег. Тайра понимала, что метель надо переждать в каком-нибудь укрытии, но не было сил его искать. Маяк шел шагом, осторожно ставя копыта на почти невидимую дорогу, а Тайра опустила капюшон на лицо и попросту уснула, уткнувшись в голову Шмеля. Он же и разбудил ее, когда она начала падать с лошади – гавкнул и вцепился в плащ.

В разрывах облаков то показывалась, то исчезала луна, высвечивая яркую белую дорогу и припорошенные снегом склоны. Метель кончилась, хотя ветер еще кружил вихри поземки. Сколько же она спала? Похоже, они уже в предгорьях. Место показалось знакомым. Дорога шла по самому берегу широко разливавшейся здесь Таны. На той стороне над невысоким обрывом чернел холм из камней. Если приглядеться – можно увидеть темный круг над его вершиной, отсюда он казался крохотным, как обручальное колечко. Мамина могила. Летом они с отцом добирались к ней через брод, даже ноги не замочили – перебежали по плоским камням. Сейчас их скрывал бурлящий поток воды.

Тайра слезла на землю, попыталась разглядеть опору понадежнее. Перепрыгнула на ближайший валун. Верхушка следующего еле виднелась в кипящей пене. Впереди река с грохотом несла крупные булыжники. Утонуть на том же месте, где нашли мать? Ну, что ж… Но ей не дали сделать ни шагу. Шмель уже давно заходился лаем, а тут собрался с духом и прыгнул к Тайре. Поскользнулся на мокром, чуть не сорвался в воду. Маяк испуганно заржал, тоже сунулся к реке.

Не могла она их погубить. Значит, не суждено ей попрощаться с родителями. Хотя, может быть, мама и отсюда услышит? Она вернулась на берег и, глядя на смутный силуэт круга, крикнула:

– Мама, я здесь! Я очень скучаю без тебя! Скажи отцу, что я еду к дяде Джакобу – и еще скажи ему, что я его очень люблю!

Ее голос терялся в реве реки. Она замолчала. Глядела на недоступный холмик, что-то шептала и думала, что сходит с ума. А потом почувствовала руку отца на своем плече. И еще кто-то – но это была не мама – погладил ее по волосам. Она знала, что никого не увидит, если обернется, и неподвижно стояла, стараясь продлить последнюю встречу.

– Закрой окно, простудишься же!

Тайра заперла створки на крючок, и спрыгнула на пол. Ее трясло, она отвыкла от свежего воздуха. Миррит почти силой усадила подружку перед камином, закутала в шаль и прижалась к ее плечу.

– Не понимаю, зачем тебя держат взаперти! Ну, убил твой отец пару солдат, так они же сами на вас напали! И он все равно умер, ты-то им на что сдалась?

– Я ведь тоже убила солдата. Отрезала ему голову, серпом.

– Охх, – Миррит в ужасе зажала рот рукой.

– Я не хотела. Мне надо было выпустить животных, иначе они сгорели бы в хлеву. А он пошел искать меня. Было темно, может, солдаты и не поняли, кто это сделал.

Миррит робко покосилась на подружку, боясь увидеть в ней убийцу с окровавленным серпом в руках – но встретила только привычный спокойный взгляд. А что бы она сама сделала на месте Тайры? Наверное, умерла бы от страха. Или тоже стала бы защищаться?

– Ты почти полгода взаперти, ужас.

Ужасом это было в самом начале. Тайра просилась ухаживать за животными и готовить, но ей не разрешили, для этого в доме были другие люди. Позволялось разве что дать Маяку и хозяйским коням по яблоку, да по носу погладить. Дядя Джакоб целыми днями сидел в лавке или уезжал куда-то, Чанта занималась хозяйством и детьми, вышколенные слуги держали дистанцию. Оставалось выгуливать Шмеля в саду и читать. В садике – тридцать шагов в длину – шел то дождь, то снег. Через две недели Тайра впервые в жизни заболела.

И вот тогда Чанта придумала, чтобы Миррит учила кузину ракайскому языку. В доме все, к счастью, говорили на кадарском, Тайра по крайней мере понимала, о чем идет речь, хотя и пугала детей своим чудовищным горским диалектом. В Гарсине же образованные горожане все больше переходили на ракайский, кадарский теперь считался уделом простонародья. Ненавидели ракайцев, но…

Зачем Тайре изучать этот язык, если ее за порог не выпускали, она не знала. Миррит казалась ей высокомерной, уроки – чудовищно скучными. Но однажды Миррит предложила скрасить ненавистный ракайский рукоделием, и они обнаружили, что обе равно зачарованы волшебным миром радужных красок и фантастических образов. Потом, когда девочки выяснили, что Тайра считала Миррит надменной городской барышней, презирающей чумазую деревенщину, а Миррит видела в Тайре отважную всадницу, не замечающую домашнюю глупышку, они очень смеялись.

– Через месяц отец вернется из Ликейи, и ты наконец-то получишь свободу. Жалко, что он решил найти тебе жениха в Омейне, это так далеко от нас. Хотя он говорил, что это красивый приморский город, туда приходят корабли из всех стран. Послушай, а давай я попрошу папу, чтобы он и мне подыскал мужа в Омейне? Тогда нам не придется расставаться.

– Миррит… Я не поеду в Ликейю. Я не хочу выходить замуж за чужеземного купца, которого ни разу в жизни не видела.

– Но так ведь всегда бывает! Мы же не можем бегать по улицам и искать себе женихов. Я уверена, что отец найдет для тебя самого лучшего, и ты его будешь очень любить.

– Это будет выбор Джакоба, а не мой. Я не могу любить по чужому приказу.

– Но что же ты будешь делать? Сама ведь говорила, что твой Марис, скорей всего, тебя забыл.

– Не знаю… Уеду куда-нибудь, чтобы не подвергать твоих родителей опасности. Не могут же они меня вечно прятать, а замуж за дядиного купца я не пойду.

Дверь распахнулась. На пороге с каменным лицом стояла Чанта.

– Тайра, я хочу поговорить с тобой.

Тайра вскочила, заливаясь краской стыда и гнева. Неужто гордая кочевница Чанта подслушивала под дверью, как жалкая служанка?

Чанта почему-то повела ее не к себе, а в кабинет Джакоба и закрыла дверь на задвижку. Тайра сидела с очень прямой спиной и опущенными глазами, ожидая, когда можно будет произнести рвущиеся с языка слова: – «Госпожа Чанта, вы мне не мать, а Джакоб – не отец. Вы не можете распоряжаться мной, как собственностью. Я верну вам все, что вы потратили на меня за эту зиму».

А Чанта с жалостью рассматривала бледное напряженное лицо Тайры. Вот достанется кому-то эта горная кошка в жены – наплачется молодец. Зато, если сумеет приручить – что ж, вернее подруги на всем свете не найдет. И заговорила спокойно, даже весело, как о пустяках.

– Я должна рассказать тебе одну историю, раз уж ты решила жить по-своему. Джакоб твоих родителей со мной никогда не обсуждал. Думает, я не понимаю ничего, глухая да слепая. Боюсь, недоволен мною будет, сказочницей назовет. Но я считаю – ты имеешь право знать… Может быть, ты и правда заслуживаешь лучшей судьбы, чем он тебе предназначил.