Стальная бабочка - Марго Белицкая Страница 16

Коха разразился бранью и погрозил Винеа кулаком.

— Я согласен, мы с Кохой слабы для тебя, — заметил Комэй, затыкая брата рукой. — Но почему ты не выберешь Коэна?

— Я уже сказал — три джинна, больно жирно, — отрезал Винеа.

Коэн не выглядел слишком разочарованным, он задумчиво поглаживал подбородок, казалось вообще не обращая внимания на спор.

«Посбивали с вас спесь, да?» — злорадно подумала Когьёку, наблюдая за принцами.

«Приветствую, храбрая девочка, — вдруг зазвучал у нее в голове шелестящий голос. — Ты пришла сюда одна, прошла через многие опасности. Меня восхищает твоя смелость. Скажи, для чего ты хочешь обрести могущество джинна?»

«Я хочу стать сильной, — честно ответила Когьёку. — Есть человек, которого я хочу защитить. Всю жизнь я была никем, меня унижали, считали даже хуже мусора. Но однажды пришел он и сказал, что мои желания тоже имеют значение. Он был добр ко мне. Я хочу служить ему. Пожалуйста, Винеа, дай мне свою силу!»

Когьёку не ожидала, что джинн внемлет ее мольбе. Хотя он и обругал принцев, но все же они были более достойными кандидатами, чем она, дочка шлюхи. Но она отчаянно надеялась на чудо.

— Я выбрал! — зычно объявил Винеа. — Когьёку, ты будешь моей повелительницей!

— Что-о-о? — выдохнул потрясенный Коха. — Эта шавка?!

Лицо Комэя вытянулось, солдат глупо разинул рот. Даже невозмутимый Коэн изумленно приподнял брови.

Но больше всех была поражена сама Когьёку.

«Винеа выбрал меня? Меня?»

Фигуру джинна окутал золотистый свет, он стал стремительно уменьшаться, подлетая все ближе к Когьёку.

«Ты будешь отличной королевой, — раздался у нее в голове мягкий шепот Винеа. — Не думай, что ты хуже других. Во многом ты достойнее этих трех высокородных особ».

Сияние окутало Когьёку мягким теплом, а затем шпилька матери в ее волосах ярко вспыхнула и раскалилась.

Как только свет потух, Когьёку тут же выхватила украшение из прически и успела заметить, как на красном цветке вспыхнула восьмиконечная звезда.

«Винеа, спасибо». — Когьёку прижала шпильку к груди, по щекам потекли горячие слезы, но она уже не стеснялась их. То были слезы радости.

— Дрянь! — Миг торжества Когьёку нарушила звонка пощечина.

Коха ударил ее наотмашь, на щеке остался пылающий след.

— Быстро отдавай сосуд братику Эну! Такая шавка, как ты не заслуживает джинна!

Когьёку отчаянно стиснула шпильку.

— Он мой по праву, мелкий гаденыш! — рявкнула она.

— Да как ты смеешь…

— Коха, хватит, — оборвал их перепалку холодный голос Коэна. — Давайте сначала покинем подземелье, а затем все обсудим.

«Да что тут обсуждать!»

Но Когьёку сочла разумным промолчать.

Маленький отряд разместился на каком-то золотом круге. Когьёку не понимала, что это за штука, но, похоже, Коэн и остальные знали. Круг стал медленно подниматься вверх, в какой-то момент Когьёку потеряла сознание, а когда пришла в себя, то стояла посреди лесной поляны. Рядом, ворча, поднимались с ног принцы и солдат.

— Проклятый джинн, мог бы организовать более мягкое приземление.

— Как вы, ваше высочество?

— Все нормально, отвали уже.

Когьёку попыталась улизнуть под шумок, но рука Коэна стальной хваткой сжала плечо. Он грубо развернул Когьёку к себе, смерил хмурым взглядом.

— Как тебя зовут?

— Когьёку, — пробормотала она.

Допрос продолжился:

— Кто твои родители?

— Мать давно умерла, отца я не знаю.

— Кем была твоя мать?

— Вас это не касается, — огрызнулась Когьёку.

— Зачем ты ее спрашиваешь, братик Эн, — вмешался Коха. — Отберем сосуд и все дела.

— Джинн бы не выбрал в повелители простую девочку с улицы, — не обращая внимания на Коху, задумчиво произнес Коэн. — Думаю, ты врешь. Кем была твоя мать? Говори!

Он тряхнул Когьёку.

— Шлюхой, — выплюнула она ему в лицо. — Я понятия не имею, кто из ее клиентов был моим отцом. Теперь доволен?

— О да, я так и думал, — сказал Коэн, отпуская ее плечо и извлекая из ножен меч. — Теперь все встало на свои места.

Когьёку схватилась за свой сломанный клинок, но не успела достать оружие, как ее фигуру окутало теплое золотое сияние, исходящее от клинка Коэна. Раненное плечо мгновенно перестало болеть, все порезы затянулись, даже синяки исчезли. Когьёку ошалело таращилась на свои руки, на которых не осталось ни следа ран.

— Братик Эн, зачем ты ее лечишь?! — взвился Коха, и Когьёку была готова присоединиться к его вопросу.

«Почему? Первый принц спятил? Ничего не понимаю».

— Она не достойна такой заботы. Жалкая шлю…

— Брат, пожалуйста, объясни, — перебил Коху Комэй.

Коэн обернулся к растерянным братьям и объявил:

— Коха, Комэй, я уверен, что эта девушка — наша сестра.

Повисла напряженная тишина, было слышно, как жужжит муха на цветке.

— Коэн, с тобой все в порядке? — наконец, осторожно спросил Комэй. — Ты ведь не всерьез?

— Всерьез, — отрубил Коэн. — Присмотрись к ней: никого не напоминает? Острый подбородок, вздернутый нос — вылитый отец в молодости. А волосы? Рыжие волосы с красным отливом — фамильная черта. Я слышал, что у нашего отца был ребенок от куртизанки, которая некоторое время жила во дворце. Говорили, это девочка, поэтому ее не приняли в семью — от женщин мало проку.

Огорошенная Когьёку слушала и не слышала.

«Дочь императора. Но это же глупые сплетни. Не может быть… Нет, невозможно».

В устремленном на нее взгляде Коэна, Когьёку вдруг увидела что-то похожее на призрак нежности.

— Мне так жаль, что наш отец бросил тебя, сестра, — глубокий голос первого принца зазвучал мягче, совсем чуть-чуть.

— Отец всегда был… неразборчив в связях и не любил брать ответственность на себя. Я был уверен, что рассказы о тебе лишь дворцовые сплетни, поэтому даже не пытался искать. Прости меня.

Когьёку казалось, что сильнее удивиться уже нельзя, но последние слова Коэна выбили почву у нее из-под ног. Властный, гордый принц просит прощения. Просит. Прощения. У нее.

— Еще не поздно все исправить, — уверенно произнес Коэн. — Ты можешь войти в императорскую семью, занять место, подобающее принцессе дома Рен. Не важно, кем была твоя мать, важно, что в тебе течет императорская кровь. Несмотря ни на что, мы все — семья.

Он протянул Когьёку руку. И улыбнулся. Едва заметно, уголками губ, но перемена была потрясающей: улыбка озарила его жесткие черты, сгладила, превратила вырезанного из гранита принца в простого человека.