Погасить черное пламя - Мария Гинзбург Страница 16

Наиболее удачным для этого временем традиционно считался конец весны каждого високосного года. Марфор тогда скрывался в Цитадели после очередного удачного заказа, увеличившего число его смертельных врагов. Химмельриттеры попросили принять участие в общей охоте, и он решил не отказываться. Марфору захотелось размять косточки и вспомнить детство, когда он еще не был самым высокооплачиваемым наемным убийцей от Гламранта до Нудая, а восторженным романтиком, влюбленным в небо и летающих ящериц. То время, когда жизнь, люди, эльфы и оборотни казались такими же чистыми и прозрачными, как высокое, пронзительно-голубое весеннее небо.

Со временем внутреннее небо Марфора стало мутным, насытилось горькой серой пылью – пеплом юношеских мечтаний и верований, перемешанным с кровью убитых. Очистить небо души Марфора от Цин многочисленных жертв мог только жрец мандреченского бога Ящера, но они принципиально не помогали эльфам. Однако небо, чистое весеннее небо было прямо здесь, и нежно курлыкали гросайдечи – самые старые из них еще помнили Марфора, и любая охотно позволила бы ему сесть на свою спину.

И одновременно с этим эльф понимал, что все, что он видит – это сон, сон-воспоминание. Он знал, что сейчас под его ногами мелькнет крохотная фигурка эльфа с рыжими, словно пламя волосами. Знал, что пошлет свою гросайдечь вниз по крутой глиссаде и вступит в бой с разозленной драконихой. Она приняла эльфа, невесть как очутившегося на Драконьей Пустоши, за химмельриттера – охотника за ее яйцами. Спасенного звали Кулумитом, и дорогу из владений огнедышащих ящеров он проделал лежа поперек седла и глядя на чешуйчатый бок. Время от времени гросайдечь косилась на необычную ношу своим золотистым глазом, и Кулумит обливался холодным потом. Но Марфор не позволил своей гросайдечи закусить эльфом. Не позволил даже попробовать на зуб.

Марфор взял нить сна в свои руки и сильно, но резко потянул, заставляя сон убыстриться. Эльф видел его третий раз за последнюю неделю. Хотя он любил гросайдечей, сейчас Марфор предпочел бы, чтобы его сон навестила грудастая, большеглазая эльфка, терпеливая и понимающая. Мелькнули огромные когти дракона, рыжие кудри, лукавый глаз гросайдечи, синее, бездонное небо и мягкие, словно пух, облака, плывущие в вышине.

Затем вокруг Марфора сгустилась мгла, заклубилась серым туманом, обвила скользкими щупальцами, сжала и выплюнула. Эльф очутился на своей кровати в дешевом номере. Но перед тем, как окончательно вернуться в реальность, Марфор увидел девушку.

Темноволосую, темноглазую – а он любил совсем не таких. Невысокую и очень, очень печальную.

Марфор открыл глаза.

«Так вот кто меня ищет», подумал он спокойно и лениво. Поисковый ритуал не стоило проводить слишком часто, любой эльф знал, что означают часто повторяющиеся сны. – «Эх, Кулумит… Зачем я нужен твоей новой подружке?».

Марфор поднялся. Он решил дойти до ближайшего борделя, перебить простыми чувственными ощущениями приторно-горькую тоску, которую в нем всколыхнул этот сон. «Я не химмельриттер и никогда им не был», размышлял Марфор, надевая щегольскую куртку из желтой замши. Длинная бахрома по шву рукавов, спине и талии напоминала гребень на хребте дракона. «Я всего лишь сын Тинголорна Феаноринга, последнего владельца крепости Татцельберг», думал эльф. Он спустился по скрипучей лестнице и оказался на промозглой, сырой улице. – «И убийца, да будет проклят прах Мелькора, убийца, жиголо и снова убийца».

Марфор любил Старгород-на-Тириссе – ему здесь всегда везло.

На крупные заказы.

Как всем известно, Звенислав Тирисский вышел навстречу Воинам Льда со своей верной дружиной. Его братья были слишком заняты междоусобицами. Великий князь Мандры Денис Змей еще не успел, наверно, спуститься по ступеням в Чертоги Ящера, а его многочисленные отпрыски уже сошлись в смертной схватке за право сидеть на столе в Куле. Никто из родственников не поддержал Звенислава. Тэлери и эльдар, злые как пчелы, выгнанные из улья – боремские оборотни отгрызли от их армии самые сладкие куски и даже не поперхнулись – вырезали дружину князя подчистую. Пока Звездные Рыцари и Воины Льда двигались к Старгороду-на-Тириссе, обсуждая, в какой позиции каждый из них возьмет овдовевшую княгиню и остальных женщин города, жена Звенислава исполнила погребальный плач с крепостной стены и прыгнула с нее же.

И с тех пор в Старгороде-на-Тириссе в ноябре и декабре всегда идет дождь, туман окутывает город своим влажным покрывалом. Ярославна продолжает оплакивать мужа. Эльфы объясняют это тем, что осенью с юга приходит циклон. Теплое дыхание моря, что согревает Рабин и Кулу, превращается в холодные сопли тумана, пройдя над Великим Междуречьем.

Но кто их слушает, этих эльфов?

Рингрин, уже больше часа торчавший в подворотне рядом с корчмой «Под обкуренной горгульей», шмыгнул носом. Когда поисковый ритуал показал, что нужный им эльф находится так близко, принц обрадовался. Марфор мог оказаться и в Старгороде-на-Нудае, до которого выходило на двести верст больше. Силами всего отряда Ежи смогли бы открыть телепорт и в столь удаленную точку, но в Старгороде-на Нудае жили только мандречены. Темных эльфов, скорее всего, арестовали бы сразу же, едва они оказались на улицах города. На улицах же тирисского Старгорода встречались представители всех разумных рас. И у каждой была своя версия насчет такой причуды климата, но все, включая теперь даже темных эльфов, были единодушны в одном – это была очень неприятная причуда.

Ваниэль, стоявшая у холодной стены рядом с принцем, размышляла о том, что все же стоило взять с собой Кулумита. Рингрин оставил его в лагере, сказав, что не собирается никого уговаривать. Брат вырос террористом, и эльфка поняла это только сейчас. Она бы предложила Марфору денег. Но принц, отойдя от первого шока, словно позабыл о том, что собирался заложить свою корону гномам. «Пара прямых в печень и мешок на голову» – таков оказался в итоге рецепт Рингрина по найму нужного профессионала.

Влага медленно и верно забиралась в сапоги принцессы, пропитывала их. Ноги заледенели, и тоскливый, медленный озноб пополз по коже Ваниэль под теплым полушубком, тоже отсыревшим, противным, тяжелым. Эльфка переступила с ноги на ногу. В луже слева от нее две крысы неторопливо грызли полуразложившийся труп кошки. За то время, что партизаны провели здесь в ожидании Марфора, зверьки успели обглодать череп и перешли к разворошенному брюху. Движение Ваниэль насторожило крыс – они оторвались от трапезы. Но не напугало. Зверьки не тронулись с места, лишь наблюдали за эльфкой темно-коричневыми бусинами глаз. «Город, где крысы едят кошек», подумала Ваниэль. – «Должен быть проклятым городом». Вдруг эльфка ощутила импульс – живой, горячий, сильный.

«Он идет. Всем приготовиться», телепатировала Ваниэль остальным партизанам.

Ворота постоялого двора открылись – нехотя, на одну треть тяжелой створки. Из-за нее выскользнула высокая фигура в желто-серой куртке. Фонарь, повешенный над входом, на миг осветил лицо идущего. У эльфки захватило дух. Столь совершенной, резкой мужской красоты она еще не встречала. Марфор, хлюпая сапогами по лужам, двинулся через подворотню. Ваниэль подняла руки, чтобы набросить на ничего не подозревающего эльфа магическую сеть. Он не мог видеть в темноте и не знал, что двое партизан уже сошлись за его спиной, преграждая путь к отступлению. Стук капели скрыл их шаги. Иргибит замахнулся, намереваясь оглушить Марфора легкой палицей.