Полный котелок патронов - Александр Зорич Страница 16

В пару жадинок мы и впрямь вляпались.

Из одной, чертыхаясь, Джу-Джу смог выскочить самостоятельно. Ну а из второй Жабу пришлось вытаскивать стандартным сталкерским методом: побросав к ногам захваченного аномалией бандита все наши тяжелые рюкзаки. Жадинка перегрузилась и лопнула. Но осадочек, как говорится, остался.

Наконец мы нашли Отто.

Он лежал в самой дальней части трюма на грубой деревянной лавке.

То, что это именно Отто, по большому счету было ясно только по обуви да по краю типичной бандитской кольчужки, которая торчала из-под грязного и скверно пахнущего савана, в который Отто был спеленут.

Саван был мокрым — его смочили какой-то жидкостью из древней, грязной трехлитровой банки, что стояла тут же на палубе.

Рядом с банкой, на газете, валялись медицинские инструменты — тридцатикубовый шприц, несколько надломленных ампул без маркировки, комок грязной ваты (ею явно вытирали чью-то кровь), а также пинцет и скальпель. Было ясно, что над человеком, спеленутым в саван, производились какие-то пугающие медицинские манипуляции. Как минимум ему нечто кололи. Или брали какие-то биопробы — тканей, что ли, или костного мозга… Что именно кололи и зачем брали — об этом думать совершенно не хотелось!

— Он, кажется, дышит, — сказал Коча, который первым, с трудом поборов брезгливость, наклонился к груди лежащего товарища.

— Ты хоть с лица байду эту убери — глянем, что там, — потребовал Жаба.

По нарочитой развязности его тона я понял, что на самом деле ему очень не хочется смотреть на Отто.

Коча отвернул полог савана.

Нам открылось лицо спасенного.

Как ни странно, на нем не было следов насилия — ни свежих порезов, ни синяков. Бледное, немного одутловатое и бесстрастное — лицо человека, давно заснувшего глубоким сном без сновидений.

А вот кожа на шее бедняги Отто — она была странной. Такой… гладко-розовой… с химическим каким-то отливом… словно бы напитанной дурными телесными соками.

— Розовый как кровосос, — тихо промолвил Джу-Джу.

Никто ему не ответил. Потому что в то мгновение все думали об одном и том же.

Нет, Отто не спит. И он не мертв.

В своем смердящем, пропитанном подозрительной химией саване он ждет мутаций, которыми уже беременно его обреченное тело. Эти мутации сделают из него, человека, кровососа новой породы — такого же точно, как те, которые похитили его и принесли сюда.

Но кто придумал это? Кто хозяин этого зловещего трюма? Кто вскрывал ампулы и вводил в тело оглушенного бандита вещества? И в какой лаборатории эти вещества произведены? Ох, сколько было вопросов…

— Сдается мне, вашему Отто уже не поможешь. — Тополь наконец нарушил гнетущую раздумчивую тишину.

— В смысле? — с вызовом спросил Коча.

— В смысле, что если мы сделаем попытку унести его отсюда, он не ровен час прямо у нас на руках мутирует в кровожадное существо, которое тут же предпримет попытку высосать нас досуха!

— Да не гони беса! — взвыл Джу-Джу. — Наш братан и не из таких передряг выбирался!

— Ну, дело ваше, — заметил Тополь, красноречиво поглядывая то на меня, то на Борхеса. — Все, что от нас требовалось, мы сделали. Теперь нам и по своим делам пора. Надеюсь, возражений нет?

Коча еще раздумывал, как там у него с возражениями, когда по ту сторону проржавленного борта землечерпалки вдруг загремел мегафон:

— Граждане бандиты! Вы окружены, сопротивление бесполезно! Выходите по одному! Оружие выбрасывайте у выхода и поднимайте руки! Имейте в виду: при малейшем неповиновении огонь на поражение вам обеспечен!

Повисла напряженная пауза. Кого еще принесла нелегкая?

И, главное, обидно получается! Мы выкурили кровососов из трюма земснаряда — и сами себя в эту же ловушку загнали!

Мегафонный голос, конечно же, не унимался.

— Граждане бандиты! С вами говорит майор Филиппов, заместитель по разведке полковника Буянова! Требую в последний раз — выходите по одному и поднимайте руки! Гарантирую вам соблюдение ваших основных прав задержанных в рамках уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации!

— Значит, ногами бить не будут, — нервно хихикнул Жаба.

— По крайней мере не сразу, — в тон ему ответил Джу-Джу.

Я, пока суд да дело, сел на ближайшую табуретку.

Положение требовалось обмозговать. А обмозговывать я предпочитаю сидя.

Конечно, если бы мы с Тополем и Борхесом были по-настоящему крутыми ребятами — ну примерно на уровне подразделения «Антитеррор», — мы бы в короткой рукопашной схватке разоружили всех бандитов, а затем вывели их на белый свет под прицелом своих стволов. (А как же «слово», «Зона не простит»? — спросите вы. Отвечаю: мы им обещали помочь с Отто и мы им помогли. Больше мы бандитам ничего не обещали и теперь были вольны поступать с ними как вздумается.)

Так вот… Будь мы «Антитеррором» — разоружили бы и скрутили. Благодаря этому из «граждан бандитов» мы бы превратились в благородных пособников правосудия, случайно оказавшихся рядом с заварухой, привлекшей внимание бойцов майора Филиппова.

Увы, мы были немолодыми, разочарованными в жизни пофигистами, вдобавок изрядно уставшими во время штурма земснаряда.

Да и Коча не предоставил нам выбора.

Он в сердцах сплюнул и процедил сквозь зубы:

— Хрен с ними. Покрошат всех, как позавчера на Овощебазе. Значит, сдаемся.

После чего бодрой атлетической рысцой бравый главарь бандитов заспешил через темный трюм к трапу.

Спустя две минуты все мы уже были уложены мордами в жухлую траву. А над нами балагурили и перешучивались дюжие хлопцы в камуфляже. Это были бойцы разведроты российского полка миротворцев «Знамя дружбы», входящего в состав Анфора.

Не знаю, как сложилась бы наша судьба, но замкомвзвода у них оказался бритый наголо коренастый мужичок, служивший когда-то вместе с Костей на Речном Кордоне.

— Уткин?! Ты, что ли?! — осведомился он, присев над нами на корточки.

— Ну, я… А-а-а!.. Кого я вижу! Савелий! Старый гребанько! По-прежнему, что ли, чемпион батальона?

— По-прежнему. Тебя-то нет больше. Бороться не с кем, — отвечал коренастый. — Ты чего в бандиты подался, Уткин? Хабар собирать разучился?

— Да я не подался, Савелий! Оно случайно получилось.

— Не могу уже слышать эти «случайно», — устало проворчал бывший Костин сослуживец.

— Хочешь верь, хочешь нет, но я тебе, Савелий Михайлович, официально заявляю, что я, а также мой компаньон Владимир Сергеич Пушкарев и наш проводник… гхм…

— Вячеслав Вячеславович Пустомолов, — ловко вставил Борхес, по-черепашьи изогнув над землей шею.