Пандемониум - Лорен Оливер Страница 16

— Пока.

Дно речки у берега из мелкой гальки, скользкие камешки больно впиваются мне в подошвы. Я вылавливаю упущенное ведро и по примеру Рейвэн и Брэма сажусь на корточки, чтобы его наполнить. Дотащить ведро до берега — задача посложнее. Руки у меня совсем ослабли, металлическая ручка больно впивается в ладони.

— Осталось еще одно,— говорит Рейвэн.

Она стоит на берегу, скрестив руки, и наблюдает за моими действиями.

Второе ведро чуть больше первого, и передвигаться с ним, когда оно полное, труднее. Я сгибаюсь в три погибели и тащу его обеими руками. Ведро больно бьет по голени, но с этим я ничего не могу поделать. Я выбираюсь на берег и со вздохом облегчения опускаю ведро на землю. Как дотащить до хоумстида два полных ведра сразу, я понятия не имею. Это нереально. У меня уйдет на это несколько часов.

— Готова? — спрашивает Рейвэн.

— Дай мне секунду,— прошу я и наклоняюсь, уперевшись руками в колени.

Руки у меня немного трясутся. Солнечные лучи пробиваются сквозь кроны деревьев, река говорит на своем древнем языке, птицы стремительно перелетают с ветки на ветку. Мне очень не хочется уходить отсюда.

«Алексу здесь бы понравилось»,— непроизвольно думаю я.

А я так старалась не произносить в мыслях его имя, не допускать его в свое сознание.

На противоположном берегу маленькая темно-синяя птичка чистит клювом перышки, и меня вдруг захлестывает непреодолимое желание раздеться догола и нырнуть в реку, смыть с себя слои грязи, пота и сажи, которые я не могла соскрести в хоумстиде.

— Отвернись, пожалуйста,— прошу я Рейвэн.

Рейвэн забавляет моя просьба, она закатывает глаза, но тем не менее отворачивается.

Я, извиваясь, выскальзываю из брюк, стягиваю майку и бросаю все на траву. Повторный заход в реку приносит боль и наслаждение одновременно — леденящий холод пронизывает меня насквозь. Я бреду к середине реки, здесь камни на дне крупные и плоские, а течение сильно бьет по ногам. Река не очень широкая, но у небольшого водопада образовалась глубокая яма, настоящая купальня. Вода такая черная и холодная, что я стою на краю этой ямы и никак не могу заставить себя сделать решающий шаг.

— Я не собираюсь ждать тебя вечно,— не оборачиваясь, кричит мне Рейвэн.

— Пять минут,— кричу я в ответ и, вытянув руки вперед, ныряю.

Холод встречает меня, как непробиваемая стена, он разрывает каждую клеточку моего тела, в ушах стоит нескончаемый звон. Холод выбивает из меня весь воздух, я с открытым ртом выныриваю на поверхность и вижу, что солнце поднялось выше, а небо стало более насыщенным и плотным, чтобы удержать светило над горизонтом.

И в эту секунду холод вдруг исчезает. Я снова ныряю и позволяю течению бороться с моим телом. Погрузившись в воду с головой, я почти понимаю ее журчащий, булькающий язык. Под водой я слышу, как река произносит имя, о котором я так старалась не думать,— «Алекс, Алекс, Алекс» — и слышу, как она уносит его вниз по течению. Я выхожу из реки на берег, дрожу и смеюсь одновременно. Я одеваюсь, клацая зубами, ногти у меня посинели от холода.

— Никогда не слышала, как ты смеешься,— замечает Рейвэн, после того как я оделась.

Она права. Я не смеялась с тех пор, как оказалась в Дикой местности. А сейчас смеюсь, как дурочка, и мне становится легче.

— Ты готова?

— Готова.

В этот первый день я вынуждена переносить по одному ведру зараз. Я тащу ведро обеими руками, расплескиваю воду, обливаюсь потом и сыплю проклятиями. Медленный переход мелкими шажками, ставлю ведро на землю, возвращаюсь назад и беру второе ведро. Еще несколько футов вперед. Потом — остановка и короткая передышка.

Рейвэн идет впереди. Временами она останавливается, ставит ведра и обдирает полоски коры с деревьев, а потом разбрасывает по тропинке, чтобы я не сбилась с пути, даже если потеряю ее из виду. Через полчаса она возвращается и приносит мне жестяную кружку кипяченой воды и небольшой суконный мешочек с миндалем и изюмом. Солнце уже высоко, яркие лучи, как кинжалы, проникают между деревьев.

Рейвэн не уходит, но и помощь не предлагает, а я не прошу. Она бесстрастно наблюдает за тем, как я мучительно и медленно продвигаюсь через лес.

Время перехода — два часа. Результат — на ладонях три волдыря, один размером с вишню. Руки трясутся так сильно, что я с трудом доношу их до лица, чтобы вытереть пот. На одной руке металлическая ручка ведра до крови содрала кожу.

За ужином Тэк накладывает мне самую большую порцию риса с фасолью. И хотя из-за волдырей я едва удерживаю в руке вилку, а у Сквирла подгорел до коричневой корки рис, мне кажется, что это самая вкусная еда, какую я пробовала с тех пор, как оказалась в Дикой местности.

После ужина на меня наваливается такая усталость, что я даже не раздеваюсь перед сном и засыпаю в ту секунду, когда голова касается подушки, забыв попросить Бога сделать так, чтобы утром я не проснулась.

И только на следующее утро я понимаю, какой наступил день. Двадцать шестое сентября.

Вчера Хана прошла процедуру исцеления.

Ханы больше нет.

Я не плакала с тех пор, как умер Алекс.

Алекс жив.

Это становится моей мантрой, историей, которую я рассказываю себе каждый раз, когда выныриваю из-под земли в темный туманный рассвет и начинаю мучительно медленно бегать.

Ноги дрожат, легкие разрываются от напряжения, но, если добегу до разбомбленного банка,— Алекс жив.

Сначала — сорок футов, потом — шестьдесят; две минуты без остановки, потом — четыре.

Если смогу добежать вон до того дерева — Алекс вернется.

Алекс стоит сразу за тем холмом. Если я, не останавливаясь, добегу до вершины — Алекс будет там.

Поначалу я спотыкаюсь и около дюжины раз чуть не подворачиваю лодыжку. Я не привыкла бегать по захламленной земле и в сумеречном рассвете почти ничего не вижу. Но зрение становится острее, а ноги запоминают маршрут, и через пару недель мое тело привыкает ко всем неровностям местности, легко распознает руины домов и все повороты разбомбленных улиц, а потом я, уже не глядя под ноги, пробегаю всю главную улицу до конца.

Дистанция увеличивается, я бегу быстрее.

Алекс жив. Еще немного, последний рывок, и ты его увидишь.

Когда мы с Ханой выступали в одной команде на соревнованиях по кроссу, мы часто играли в такую игру. Бег — спорт интеллектуальный. Ты бежишь настолько хорошо, насколько хорошо подготовлена, а подготовлена ты хорошо, если хорошо шевелишь мозгами. Если пробежишь все восемь миль, не переходя на шаг, получишь сто процентов на тестах по истории. Таким способом мы с Ханой и пользовались. Иногда это срабатывало, иногда — нет. Иногда мы сдавались на седьмой миле и начинали хохотать: «Упс! Прощайте наши баллы по истории».