Однажды где-то… - Наталья Фуртаева Страница 16

А певец завел тем временем новую песнь о бесконечной дороге, в конце которой каждого ждет достойная его дел награда. Песнь была тягучей, томной, как долгая утомляющая до рога. Куплет следовал за куплетом, сладкий голос навевал томную сладкую дремоту, нежные переливы струн убаюкивали, как мерное журчание ручейка, усыпляли. И я, невольно подчиняясь голосу, засыпала, уплывала в небытие, где нет ни боли, ни страха, где ждет меня исполнение всех несбыточных желаний…

А где-то на краю сознания уже не звенела колокольчиком, а гремела набатом тревога: «Проснись, проснись, беда!» Я встряхнула головой, с трудом сбрасывая наваждение, вызванное песней, взглянула на своих спутников и с ужасом увидела, что они уже засыпали, да про сто — спали! Страх холодком пробежал по спине, вся шерсть дыбом встала. «Нана! Беда! — возопила я мысленно. — Стоян! Беда!» И получила ответ: «Идем!» Но пока они еще доберутся сюда из-за тына, а опасность уже грозно встала за моей спиной! Я заметила, что не все караванщики уснули. По напряженным позам двух степичей, которые сидели рядом с певцом, я угадала, что они ждут только приказа. И приказ этот будет сейчас отдан. А сколько еще таких не спящих скрывается сейчас в темноте?

«Отец, Всемогущий Боже, вразуми!» — И словно по какому-то наитию или подсказке свыше я вдруг свистнула по-разбойничьи залихватски, да так резко и оглушительно, что певец от неожиданности сбился. Еще в босоногом детстве я свистела громче всех из нашей разновозрастной и разнополой уличной ватаги. Потом не раз приходилось пасти деревенское стадо, уже будучи почтенной матроной. И я по-прежнему молодецким посвистом сгоняла коров в кучу. Вот и пригодилось это бесполезное вроде бы умение. Не дольше удара сердца продолжалась у певца заминка, в сладкий голос струн вкралась лишь одна неверная нота, но этого было достаточно. Приказ не был отдан. Сонный морок, не набрав силу, спал. Воины спешно вскакивали на ноги, оглядывались настороженно, выискивая неожиданного свисту на или неведомую еще опасность.

Рысь с Вереском заслоняли меня, уже держа наготове обнаженные мечи. Воины, не увидя причины для тревоги и осознавая свою оплошность, смущенно пересмеивались, шутили, усаживались вновь. Качали головами и поддевали самих себя и товарищей, имея в виду неожиданный сон и переполох. А певец уже как ни в чем не бывало завел какую-то веселую шуточную песенку. Вот только гримасу злой досады никак не мог убрать с лица. И улыбка на его смазливой физии была, как приклеенная по ошибке. Только Рысь и Вереск, хоть и не поняли, что это я шухер устроила, не расслаблялись и настороженно вглядывались в темноту за спиной. А от ворот уже спешили воины со Стояном и Наной.

— Кто? — спросил Стоян, очутившись рядом.

— Певец и вон те двое рядом с ним. — Я повернулась к костру, но те двое уже исчезали, торопясь в спасительную темноту. Куда они здесь денутся — остолопы.

За ними кинулись прибывшие воины. Загорелись факелы. Стоян негромко отдавал распоряжения, но его слышали все, кому должно. В темноте уже завязалась драка с убегавшими. А певец неожиданно взметнулся, как распрямившаяся пружина, перелетел через костер (прямо Брумель какой-то) и помчался к воротам, на ходу сбрасывая свой павлиний наряд. Воины замешкались только на секунду, а он уже возле тына. Шустрый, однако, малый. На встречу ему ощетинились копья стражей — молодцы, не прозевали. Взяли бы его, как пить дать! Но тут из темноты вылетела стрела и, ударив чуть ниже левой лопатки, легко прошила певца насквозь. Ох и сильной же должна была быть пустившая ее рука.

Караванщики лежали на земле в рядок, не смея поднять голову. Трясущийся хозяин каравана, с которого слетела вся его важность, на коленях клялся в лояльности и рвал свои роскошные кудри, проклиная тот день и час, когда согласился взять в караван певца, польстившись на большие деньги. Похоже, он воз намерился остаться лысым, лишь бы ему поверили. А что, уж лучше лысым, чем совсем без головы.

На гостевом поле было светло от факелов и подновленного костра. Притащили плененных, привели всех, кто не был на концерте. Не сыскали лишь служанку наложниц. Где она, никто не мог сказать. Снова пошли обшаривать все повозки и закоулки.

В общем, спать никому не пришлось.

Служанка вскоре отыскалась. Вот только проку от того… То ли она оступилась в потемках, то ли сама спрыгнула в ров — не то чтобы спрятаться там, не то в озеро по рву выбраться — вот только не знала она, впрочем, я тоже, что дно рва щетинилось острыми, как иглы, кольями, скрытыми темной водой. Когда ее сняли с кола, она еще дышала — натужно, с хрипом, захлебываясь темной кровью. А вот когда раздели, чтобы осмотреть рану, даже у караванщиков челюсти отпали. Под темным платьем обнаружился мужик! Вернее, бывший мужик. Дородная и мрачная тетка оказалась евнухом. Понятно, кто подстрелил поп-звезду!

Не помогло и Нанино колдовское умение, тетка-мужик, не приходя в себя, скоро скончалась. Мертвее мертвого был и певец. Его подручные из каравана толком и сами ничего не знали. Твердили, что певец нанял их за очень большие деньги, чтобы они помогли ему тайно вывезти с гостевого двора некий груз и доставить его обратно в Степь. А чтобы они не уснули от его колдовской песни, дал им амулеты.

Ни Вереск, ни Нана лжи и утайки в них не обнаружили. Насмерть перепуганные караванщики говорили правду, а большего они действительно не знали. Скорее всего, их самих бы убили после доставки груза по назначению. А вот амулеты Нана узнала, это я сразу поняла по ее глазам. Но она промолчала, а я решила выждать и потом, если не у Наны, то у Яськи, разузнать все.

Караван был досмотрен поутру с пристрастием, но ничего криминального обнаружено не было. Хозяин каравана на радостях, что получил все же право проезда в Град, расщедрился на подарки. Без конца кланяясь (и как спина не переломилась) и бормоча благодарности за избавление от страшного колдуна, приволок ларец с заморскими пряностями (и как его жаба не задушила?). А потом еще преподнес Нане два пестрых шелковых халата, а нам, то есть мне, Вереску и Стояну, по роскошному темно-зеленому плащу, подбитому лисьим мехом и с золотой застежкой. Почему выбрал именно нас с Вереском, я не поняла. Кстати, то, что, я — женщина, он с перепугу так и не понял. Вот урод, не мог халаты на пару размеров больше дать. На меня они не налезли. Нана-то мне по плечо. Так и буду ходить в «околоделовом» прикиде, пока джинсы не износятся, или в Вересковых штанах и рубахах. А у него самого их не лишку.

После отбытия каравана мы собрались на военный совет. Мы — это Нана, Стоян, Рысь, Вереск и я. Еще и Яська из-за печи реплики подавал. И Рысь каждый раз нервно оглядывался, а Стоян — ничего, уже привыкать начал, или выдержки больше? Открыла наше заседание Нана. Ой, что мне нравится здесь, так это отсутствие регламента, протокола и пустых речей. В своем родном мире мне наверняка пришлось бы протокол писать. А я по своей дурацкой привычке в протокол записываю все, что происходит и говорится на заседаловке. Так потом мои «записки сумасшедшего» в книгу 'протоколов заносят и весь день со смеху подыхают. Им смешно, а у меня рука болит, успей-ка все глупости, что делаются и говорятся на этих мероприятиях, скрупулезно записать. Подозреваю, что меня именно поэтому всегда и выбирали секретарем. Хорошо еще, что с чувством юмора у людей пока порядок. И Берии больше нет.