Черная царевна - Оксана Глазнева Страница 15

— Отец сказал, что у него нет имен, что он проклят навеки и лишен их. Еще одна ложь…

— Боги слышат, когда люди произносят их имена. Возможно, так твой отец пытался оградить тебя от встречи с ними.

— А вдруг вышло? За шестнадцать лет Анку так и не пришел за мной. Может, забыл?

— Не мог забыть. У богов цепкая память. Кроме того, он тоже связан по рукам и ногам этим предназначением. Ты ведь слышала об этом от отца?

Надя отрицательно покачала головой, и Роджер тяжело вздохнул:

— Что ты вообще знаешь о своем проклятии, девочка? Отец тебе не рассказывал, так кто рассказал?

— Женщина, что ухаживала за мной после взрыва, и немного в газетах читала…

Роджер раздраженно пнул пол, и Надя замолчала.

— Что ж, слушай, — начал охотник. — Говорят, сама Мокошь-судьба пришла к твоей колыбели. Сказала, что ты предназначена Анку, что откроешь ворота в Царство Мертвых. Но еще ты пройдешь сто дорог и вернешь свет, память и тени тем, кто их утратил. Ты получишь самое ценное, что есть у бога-мертвеца, — его живое сердце, а значит, и власть над ним. Думаю, Анку сам не спешит встречаться с тобой.

Роджер усмехнулся в темноте. Полоса тусклого света пробежала по его лицу, осветив скулу и уголок рта.

— И теперь отец угрожает мной соседям?

— В Крае думают, что ты — могучая чародейка. Говорят, в тебе сошлась вся нерастраченная за долгие годы сила, ты даже можешь помериться ею с богами. А сдерживает тебя лишь твой отец, и стоит ему пошевелить пальцем, как ты обрушишь всю мощь темных чар на соседей. Поэтому вот уже десять лет Северная Варта собирает дань с других городов.

Надя прижалась к прутьям, вцепилась в них пальцами.

— Я верно поняла вас, что единственный человек, который любил меня все эти годы, был мне не отцом, а хозяином; моя башня — не дом, а ошейник; а любовь — мой поводок?

Роджер не ответил. Надя улыбнулась:

— Тем лучше.

— Ты правильно поняла мои слова?

— Я не хочу жалеть о своем выборе, а вы только что дали мне повод отбросить сожаления.

— Ты думаешь сейчас о себе? После того, что я тебе сказал?

— Они не знают меня, но не жалеют грязи. Так с чего мне жалеть их?

— Подумай еще раз. Тебе ничего не грозит в Варте, кроме пустых слов. Анку не позволит Ордену Доблести тронуть тебя. Рад он тому или нет, но ты принадлежишь ему, а о своих подданных он заботится. Продолжай жить в башне — и ты спасешь свой город. Нити или ножницы, девочка?

Поговорку Надя раньше не слышала, но суть поняла.

— Я не пожертвую свободой ради них. Мы уходим.

Роджер долго смотрел на нее. Так на Надю еще никто не смотрел — с горьким разочарованием. Она не обязана ничего объяснять, но ей очень захотелось, чтобы он понял.

— Я не могу больше жить бабочкой в янтаре, Роджер! Не могу так больше!

— Что ж, девочка. Значит, «нити».

Надя рассердилась. Пусть сам выбирает свои проклятые ножницы, если такой смелый! Легко принимать решения за других!

— «Девочка»? Кто дал вам право так со мной разговаривать? Я — царевна, а вы кто?

— Мне все равно, что думают и говорят о тебе люди. Ты — девочка. Не больше и не меньше. Твое царство — точка на карте. Оставишь свой город, и твой титул останется здесь.

Надя сжала кулаки. Возразить было нечего: ее город действительно точка на карте, один из двух сотен городов-государств. Была бы она королевной с Побережья, тогда… Впрочем, она сама выбрала свою судьбу. Ей не титул нужен, а свобода. Пусть называет, как хочет, лишь бы не отказался от обещания.

— Вы отведете меня в Каст или мне искать другого проводника?

— Я дал слово — значит, отведу.

Лифт дернулся и остановился. Надя рывком открыла дверь и вышла первой.

От подножья лифтовой шахты вниз по склону уходила проселочная дорога, перерытая колесами телег. Внизу, за черными покрывалами огородов, тлела цепочка затухающих костров, дальше начинался лес. Роджер молча обогнал царевну и пошел по дороге.

— Мы пойдем по лесу? В такой темноте? — нарушила тишину Надя.

— Пойдем, — неохотно отозвался Роджер. — Чем дальше от полей, тем лучше.

После города лесная темнота показалась непроглядной. Царевна зажмурилась, пытаясь привыкнуть, подождала мгновение, но, когда открыла глаза, ничего не изменилось. Как охотник видит в таком мраке, оставалось загадкой, но он ни разу не свернул с тропы. Они все шли и шли, царевна спотыкалась о корни и расцарапала лицо ветками. Казалось, словно находишься в банке с вязкими, горькими чернилами. Они забиваются в легкие, мешают дышать. Сердце больно билось в груди, сначала в такт шагам, потом все быстрее и быстрее. Ночь в лесу была сырой и холодной, но Надя вспотела. Ее начало знобить. Лес вокруг трещал, шуршал и поскуливал. Казалось, что кто-то все время идет следом, Надя слышала шаги, чье-то влажное дыхание на затылке. Царевне казалось, что вот-вот ей вцепятся в шею, схватят за волосы и утащат раньше, чем Роджер успеет обернуться.

Она посмотрела вверх на светлеющее между веток небо и только и успела, что вытянуть руки, придерживая спешащую навстречу землю.

Наверное, Роджер говорил с ней, но уши и глаза заполнили чернила, она не слышала и не видела его. Только чувствовала, как он вытирает ее лицо смоченным в воде шарфом, а потом несет через лес. Руки у него были твердые, словно отлитые из металла. А потом Надя потеряла сознание.

Когда царевна очнулась, они были на поляне. Уютно потрескивал сосновыми дровами костер, в котелке шумела, закипая, вода. Рядом с Надей прямо на расстеленной куртке охотника был разложен скромный ужин: копченая оленина, ржаной хлеб, брынза и два огурца. Из расшнурованного мешочка, лежащего рядом с сыром, пахло чабрецом.

Роджер, в одном жилете, закатив рукава рубашки, сидел перед костром, время от времени подбрасывая в огонь липкие от смолы ветки. Возле огня было жарко, и Надя сняла пальто. Закипела вода, Роджер бросил в кипяток сухие цветы, воздух наполнился терпко-сладким ароматом.

— Тебе уже лучше? Поужинаем?

Надя кивнула. Роджер подсел ближе, взял хлеб и сыр. Царевна протянула ему мясо, но он отказался.

— Я не ем мяса.

— Вы болеете?

Роджер усмехнулся:

— Нет, здоров. Просто не ем того, что когда-то дышало.

Царевна удивленно подняла брови.

— У каждого свои принципы, царевна. Не бери в голову, ужинай.

— Я не понимаю…

— Тебе и не нужно. Считай это обетом перед богами.

— Обет?

— В какой-то степени. Хватит об этом. Ешь!

После ужина он достал из ягдташа глиняную щербатую чашку и налил травяной чай. Надя молча пила, Роджер задумчиво смотрел в огонь и тоже молчал. Не хочет говорить с ней? Разочаровался? Ну и пусть! Через пять дней они расстанутся, а пока она тоже может помолчать.