Чертополох. Излом - Варвара Шихарева Страница 15

Мысли о Владыке и, соответственно, о данном им поручении отнюдь не улучшали и так мрачноватого настроения Олдера – после всего произошедшего он чувствовал себя измотанным и опустошенным, почти что стариком… А тут еще и последнюю треть пути ему пришлось совершать под зарядившими, словно бы назло, дождями. Дороги раскисли, намокшую, тяжелую от грязи и впитавшейся влаги одежду едва удавалось отчистить и просушить за ночь…

Но последней каплей для Остена стали не унылые, насквозь пропитанные кухонным чадом, постоялые дворы, а ожидание парома – невзирая на уговоры слуг, Олдер не ушел в укрытие, а провел несколько часов на продуваемом северным ветром берегу. Кутаясь от холодных дождевых капель в дорожный плащ, он неотрывно смотрел на грязно-серую, полную мусора воду, на тонущий в белесой мороси берег, и чувствовал, как где-то глубоко внутри него начинает медленно вскипать ярость – вот так, капля за каплей, время и уходит, и для общения с сыном у него опять останется лишь жалкая горстка часов. Эта непонятная злость и привела, наконец, к тому, что когда Олдер оказался на противоположной стороне, он отправился не на ближайший постоялый двор, чтобы хоть немного согреться и обсохнуть, а погнал коня по направлению к своему поместью. Немногочисленное сопровождение без слов последовало за ним – слуги уже успели убедиться на собственной шкуре, что лучше уж скачка под дождем и в грязи, чем мрачное, с каждой минутой растущее недовольство хозяина!..

Но, несмотря на бешеную скачку, в «Серебряные Тополя» Олдер все равно прибыл уже затемно – вестника впереди себя он не посылал, так что его приезд стал полной неожиданностью для обитателей имения. Остен же, глядя на закручивающуюся вокруг него привычную людскую суету, лишь зубами скрипнул – сбросив вконец промокший и измаранный грязью плащ на руки одному из слуг, он оправил дорожную куртку из бурой шерсти, и направился в комнаты к сыну.

Дари еще не спал – стоя на коленях, он, глядя на теплящуюся свечу, проговаривал под надзором Илара положенные вечерние молитвы.

– Да сохранит Мечник от стали и дарует победу, да верну… – на этом месте Дари на миг запнулся, но тут же поправился. Илар даже шикнуть на него не успел. – Да возвернутся войска с победой. Да благословит Седобородый их пути и подарит легкий жребий проливающим кровь за Амэн…

Застыв в темном дверном проеме, пока что незамеченный обитателями комнаты Олдер, неотрывно смотрел на сына. Дари не только ничуть не вырос за эти месяцы, но даже словно бы исхудал – темные глаза стали еще больше, кожа на лице казалась совсем восковой, а затянутая в темную ткань фигура ребенка выглядела ломкой и беззащитной. Олдер зло сжал челюсти: он, признанный всеми лучшим воином Амэна, на самом деле – непутевый родитель и никчемный колдун, который даже не может…

– Папа?!! – Дари, словно бы почувствовав взгляд отца, обернулся – его лицо немедля осветилось радостью так, точно внутри у него ярко вспыхнула свеча.

– Господин! – руки Илара мелко задрожали, а Олдер, шагнув в комнату, опустился на колени рядом с неуспевшим еще подняться со своего места сыном, и продолжил чуть простуженным голосом:

– Да защитит Лучница их души от всего темного, да сбережет Малика их домашних, ждущих возвращения защитников своих…

Когда же длинная молитва была закончена, Олдер поднялся с колен и обнял за плечи сразу прижавшегося к нему отпрыска.

– Ну, как тебе жилось в мое отсутствие, Дариен?

Дари поднял к родителю сияющее лицо.

– Все хорошо… Я… Я так рад, что ты вернулся!

Дари хотел сказать еще что-то, но его уже перебил Илар – справившись с минутным волнением, старик, служивший еще отцу самого Олдера, принялся докладывать:

– Молодой господин все это время был прилежен в обучении, но, к сожалению, часто болел. Мы с Роданом следим за тем, чтобы Дариен не пил холодную воду и не попадал на сквозняки, но это не слишком помогает. Прости нас…

Ненадолго смягчившиеся черты Олдера, после услышанного, вновь ожесточились и посуровели, но он, ответив старому слуге:

– Это не ваша вина.

Еще раз огладил сына по волосам и, наказав ему ложиться спать, вышел из комнаты.

Остаток вечера Олдер провел до утомительности обыденно: устроившись в старом кресле и вытянув ноги прямо к принесенной жаровне, он обстоятельно, и не торопясь, уничтожал содержимое принесенной из кухни миски. Разводить надлежащие церемонии с одиноким трапезничаньем за столом в обеденной зале, Остену сейчас совершенно не хотелось, к тому же, немедля заявившийся с докладом управляющий, совершенно не портил ему аппетита. В отличие от других, он при виде внезапно нагрянувшего хозяина не краснел и не покрывался потом, а просто рассказывал все, как есть, тем более, что и скрывать ему было особо нечего – Ирмир был прагматичен, честен и начисто лишен тяги к воровству, что, безусловно, делало ему честь. Именно за эти качества Олдер и предложил, выходящему в отставку из-за возраста, заведующему обозом должность управляющего и ни разу не пожалел о своем решении…

Когда же с докладом было закончено, Олдер, отставив от себя опустевшую миску, потянулся за вином. Плеснул немного себе, налил Ирмиру, прищурился, глядя плещущееся в кубке вино.

– Твое здоровье.

– С возвращением! – поняв, что деловая часть их разговора была окончена, бывший воин разом опорожнил свой кубок и сказал.

– Я понимаю, что лезу не в свое дело, но меня беспокоит Дариен.

Олдер поднял на Ирмира мгновенно отяжелевший взгляд.

– Тем, что болеет?

– Нет, глава. – По-военному отрапортовал Ирмир. – Тем, что тоскует, а тоска может высушить почище, чем болезнь. Илар и Доран преданы твоему сыну, как псы, но они слишком стары и не могут развлечь его. Может, выбрать пару сельских мальчишек, отмыть их, как следует, и пусть они составят Дариену компанию для игр?

– Сельских? – обдумывая неожиданное предложение управляющего, Олдер покрутил в руке свой все еще недопитый кубок. – Знатным невместно общение с простолюдинами, даже такое, но если это хоть немного развлечет моего сына… – Приняв решение, Олдер опустошил кубок и вновь пристально взглянул на Ирмира. – Ты сам подберешь из сельской ребятни наиболее подходящих. Если Илар, старый пень, вздумает возражать, скажешь, я приказал!.. А теперь – ступай…

Когда же ночь уже полностью вступила в свои права, смывший с себя дорожную грязь и уже переодетый в домашнее Олдер, вновь наведался к Дари. Дремлющий при входе Илар, завидев пришедшего в столь поздний час хозяина, попытался встать и поприветствовать господина, но Остен остановил его едва заметным движением головы. Зайдя в спальню сына, Олдер прежде всего направился к столику у окна и положил на него принесенный под мышкой подарок, который он привез Дари из Милеста. Поколебался с минуту, но разворачивать не стал, а подошедши к кровати, устроился на самом краю.

Свеча в ночнике едва заметно мерцала, а сам Дари крепко спал – он натянул одеяло едва ли не на нос, так что напоказ были выставлены лишь темная взлохмаченная макушка да часть щеки. Олдер осторожно убрал с бледной скулы сына темные прядки. Он не был лекарем, но в свое время ему удалось вырвать сына из лап лесной лихорадки, хотя приглашенные к ребенку врачеватели, как один, блеяли что-то про смирение, волю богов, и то, что сделать уже ничего невозможно… Ученые глупцы ошиблись – они, вообще-то, часто ошибаются, правда, сам Олдер едва не сжег себя и свой дар начисто, отдавая жизненные силы мечущемуся в бреду, задыхающемуся из-за страшно опухшего горла малышу. Но много ли стоят поседевшая голова и утраченная на три месяца способность к колдовству по сравнению с жизнью своего ребенка?..