Легион Безголовый - Сергей Костин Страница 15

Как это у нее с гранатой получилось? Не знаю. Она частенько на свалку ходит тренироваться. Выучка и практика. И никаких чудес.

Машка зализывает ладонь, второй рукой цепляясь за водительское кресло. Скорость большая, слегка мотает по сырой дороге, да и я настолько возбужден, что забываю сбавить скорость.

Вернулась! Совесть окончательно не потеряла и приказ не нарушила. А в приказе том, давнишнем, ясно сказано прикрывать тылы старшего лейтенанта Пономарева и помогать в его трудной, а иногда и смертельной работе.

Баобабова просовывает ногу между моими замороженными конечностями и давит на тормоз. За автобусом образовывается черный шлейф резиновой гари, скрипит все, что может скрипеть. Автобус замирает в метре от радостных летчиков, которые так и не перестали махать руками.

— Спасибо, Маш. А я ведь знал, что ты меня не бросишь.

— Знал… — Баобабова рассматривает царапину, которая заживает быстрее, чем порез на собаке. — А чего ж стреляли?

— Это он.

Он — водитель из специального отряда водителей — счастливо улыбается. Судьба подарила ему еще один день жизни и встречу со смелой и даже где-то прекрасной незнакомкой. Он же не знает, что Баобабова — прапорщик.

Дарю водителю в честь знаменательной встречи каску. Пока Баобабова громко разбирается с водителем, общаюсь с летчиками. Они убеждают меня, что погода нелетная, что экипаж третий день без сна, что в таком неуравновешенном состоянии лететь чистое самоубийство. Сколько бы ни было слов, видно — эти люди боятся. Они же тоже не дураки, понимают, что “Ту” не просто самолет, а нечто необычайное и в высшей степени подозрительное.

У меня один довод — это генерал в каракулевой папахе, который любит махать шашкой.

Приказ есть приказ. Летчики, вспоминая генерала в самых теплых выражениях, забираются в самолет. Мы с Марией следом. В тесном салоне не протолкнуться. В наличии только два кресла, вдоль салона валяется ржавая труба, подпертая кирпичами.

— Чтоб не болталась во время взлета, — поясняет один из пилотов, высунувшись из кабины. — Смотрите сюда. Как только загорится зеленая лампочка, дергаете вот за этот рычаг. Оборудование само придет в действие. Дальше по расписанию.

Летчик прячется в кабине, оставляя нас одних подумать над вопросом, что по расписанию и что дергать.

Кукурузник рулит на взлетную полосу. Экипаж ждет воздушное окно. Взлетать, когда “Ту” пролетает над нами, невозможно. Турбулентность, понимать надо.

Молчим. У нас с Машкой такой уговор: перед сложным делом не надоедать друг другу душещипательными беседами. Каждый имеет право побыть наедине со своими мыслями. Просмотреть, может, в последний раз, семейные фото, почистить оружие, поправить снаряжение. Баобабова, например, снимает с голени ножик-мачете и со скучающим видом медленно оскребывает бритую голову. Не успела с утра в парикмахерскую забежать. Из-за чрезмерной болтанки кукурузника несколько раз режется, но, кажется, совершенно не замечает ран. Через десять минут экзекуции голова Машки становится похожей на изнасилованный скальпелем барабан.

— Знаешь, почему я самолеты не люблю? — Напарница нарушает договор, пододвигается поближе, чтоб в ухо посильнее и послышнее: — Мы как в самолете куда летим, так обязательно в дерьмо попадаем. Секретное учреждение в тайге помнишь? А на полюсе как нас чуть полярники не сожрали?

— Да, да! — перекрикиваю шум двигателей, соглашаясь.

— Чую, на этот раз больше повезет. — Баобабова, подтверждая собственные слова, многозначительно кивает. — Мы ведь пользуемся местными авиалиниями. А от местных вреда практически никакого.

Из кабинки появляется пилот с подносом. Сосательные конфеты, лимонад, свежая пресса. Я забираю лимонад, а Машка, как прапорщик с неограниченным объемом ладоней, сгребает с подноса конфеты. Ни тем ни другим воспользоваться не успеваем.

Загорается зеленая лампочка. Вскакиваем, вспоминая наставления пилота. Рычаг запуска не поддается, приходится просить помощи у Машки. Баобабова наваливается на свежее оборудование всем телом.

Днище под нами проваливается. Распахивается, как в нормальных самолетах для бомбометания. Труба, закрепленная с одной стороны к поперечному швеллеру двумя болтами на семнадцать, не веря своему счастью, обрушивается одним концом в пустоту.

Заглядываю в трубу. С интересом разглядываю круглый кусок проносящейся мимо земли. Неприятное для сердца зрелище.

Из кабины выбегает летчик. Знаками показывает, чтобы мы собрались на инструктаж.

— Через секунду мы зависнем над “Ту”! — кричит он, повторяя ладошками дислокацию самолетов. — Выравняем скорость, и вы можете туда.

“Туда” — значит в трубу. Для непонятливых и слишком возмущенных прапорщиков летчик стучит ногой по металлической дуре.

Баобабова, как и следовало ожидать, показывает, что с головой у летчика не все в порядке. Мне тоже не по себе. Одно дело теоретическая разработка, совсем другое — практическая. Страшно же!

Летчик широко обводит рукой вокруг головы, прикладывает кулак к груди, потом лупит себя по шее. На уровне подсознания понимаю, что хочет сказать товарищ. Есть приказ от генерала, который мы с Машкой должны выполнить, иначе получим от начальства по полной программе. Возможно, с последствиями.

Пока напарница пытается при помощи рук объяснить летчику, что ни в какую трубу она лезть не собирается, кукурузник занимает исходную позицию. Подозрительное воздушное судно “Ту” под нами, а если точнее, под трубой перехода. Неприятно сосет в области пищеварительного тракта. Одно успокаивает: такого в мировой практике еще не было. Значит, мы первые. Возможно, будем. Если не струсим. Инженеры не зря ведь работали, придумывали. Хотя, по моему старшелейтенантскому мнению, за такие выдумки пора гнать из инженеров в три шеи.

Уклоняясь от прямого контакта с Баобабовой, летчик тычет пальцем в часы. Пора, мол, друзья, отдать долг воспитавшему вас государству. Кукурузник, мол, долго зависать над “Ту-104” не в силах. Мощь не та.

Баобабова отчаянным жестом разбивает слишком умному летчику нос и, выкрикнув нечто отвратительное, сигает в трубу. Инженеры — молодцы, предусмотрели, что прапорщик Баобабова в бронежилете. Будь труба поуже, непременно застряла бы. Бросать напарницу — совесть не позволяет. Зажмуриваюсь, перекидываю ноги через края трубы и ухаю вниз.

Новые технологии рождаются и побеждают.

Почему-то вспоминается иностранный широкоформатный фильм, где опять-таки иностранные сотрудники милиции проникают в захваченный террористами самолет посредством похожей на нашу трубу конструкции. Что я хочу сказать: их инженерам до наших, как кукурузнику до вертикального взлета. Наша труба-то попрочнее. И аэродинамика получше. О стоимости разработки даже не вспоминаю.

Ноги упираются в спину Баобабовой. Как впереди идущая, Машка прорубает в “Ту” лаз, используя для этого мачете. Производимого шума не слышу, только гул ветра и ругань напарницы. Труба все-таки тесновата для рабочих операций.