Carpe Jugulum. Хватай за горло! - Терри Пратчетт Страница 15

«И что такое на нее нашло? – подумала Агнесса, заметив, как побагровели уши священнослужителя. – На матушку это еще похоже, но нянюшка…»

«Наверное, решила подменить старую кошелку, пока та где-то шляется», – встряла Пердита.

Агнесса была потрясена до глубины души. Что за мысли лезут ей в голову?!

– Ну что? Сделаешь все как положено? – осведомилась нянюшка.

– Гм… Король мне все объяснил, – ответил пастор. – Э-э… А у вас, случаем, нет ничего от головной боли? Боюсь…

– В одну руку вложишь ключ, другой она должна сжать корону, – неумолимо продолжала нянюшка Ягг.

– Да… Гм…

– Сначала ее имя, потом – имя матери, потом – имя отца. Если насчет последнего мать не уверена, просто промямли что-нибудь неразборчивое…

– Нянюшка! Ты говоришь о королевской чете!

– Ха! Уж я бы тебе кой-чего порассказала, девочка! Значит так, потом передашь дитя мне, я тоже назову ее имя и верну ее тебе, а ты назовешь ее имя людям и снова передашь ее мне, а я передам ее папочке, он выйдет через вон те двери и покажет ее людям, все начнут кидать в воздух шляпы и орать «ура!», потом все закончится, всем выпивка и закусоны, нажрутся так, что не найдут собственные шляпы. Но начнешь инквизитировать по поводу грехов или еще чего, и все закончится очень скверно. Для тебя.

– А какова, гм, твоя роль, мадам?

– Я – крестная мать!

– Т-тут будет замешан крест? – Молодой священнослужитель заметно вздрогнул.

– Это старая ланкрская традиция, – поспешила объяснить Агнесса. – Означает что-то вроде «заместитель матери по некоторым вопросам». Все в порядке… Как ведьмы мы терпимо относимся ко всем религиям и…

– Верно, – согласилась нянюшка Ягг. – Но только к правильным религиям, так что следи за языком, юноша!

Королевская чета наконец добралась до тронов. Маграт заняла свое место и, к удивлению Агнессы, незаметно подмигнула ей.

Веренс подмигивать не стал. Остановившись рядом с троном, он громко откашлялся.

– Ахым!

– У меня где-то была пастилка от горла, – сказала нянюшка, торопливо запуская руку под юбки.

– Ахым! – повторил Веренс, показывая взглядом на свой трон.

То, что выглядело серой подушкой, вдруг перевернулось, зевнуло, наградило короля кратким взглядом и принялось неторопливо вылизываться.

– О, Грибо! – воскликнула нянюшка. – А я-то думала, куда ты запропастился…

– Госпожа Ягг, ты не могла бы, э-э, убрать его? – спросил король.

Агнесса глянула на Маграт. Королева смотрела куда-то в сторону, положив локоть на подлокотник трона и закрыв ладошкой рот. Ее плечи тряслись.

Нянюшка смахнула кота с трона.

– Кот имеет право смотреть на короля, – возвестила она.

– Но не с таким выражением, – парировал Веренс и благосклонно махнул рукой собравшейся толпе.

И как раз в этот момент часы замка начали отбивать полночь.

– Прошу вас, ваше преподобие.

– Я как раз приготовил приличествующее моменту пасторское наставление… гм, с надеждой, что… – начал довольно-таки преподобный Овес, но вдруг как-то судорожно дернулся вперед. Уставившись в пространство, он пару раз изумленно моргнул и, громко сглотнув, быстренько закончил: – Но, увы, у нас нет на это времени.

Наклонившись, Маграт прошептала что-то на ухо мужу. «Да, дорогая, она так и не пришла, но у нас нет выхода…» – донесся до Агнессы тихий ответ Веренса.

К тронам подбежал запыхавшийся Шон в сбившемся набок парике. В руках он нес подушечку, на которой лежал огромный железный ключ от замка.

Милли Хлода осторожно передала ребенка священнослужителю. Довольно-таки преподобный Овес нерешительно принял сверток и заговорил.

В общем и целом речь его звучала так, как будто отец Овес тщательно обдумывал каждое следующее слово. Стоящая за его спиной нянюшка внимательно слушала – судя по ее лицу, которое выражало искреннюю (не считая ста процентов искусственных добавок) заинтересованность. А еще со стороны могло показаться, что молодой священнослужитель страдает от частых приступов весьма болезненных судорог.

– …И вот мы собрались здесь сегодня пред очами… ай… друг друга…

– Вы в порядке, ваше преподобие? – участливо осведомился король.

– В полном порядке, уверяю вас, ваше величество, – с жалким видом откликнулся Овес. – И нарекаю я тебя… нарекаю тебя… тебя нарекаю…

Возникла глубокая кошмарная пауза.

Священнослужитель с застывшим лицом передал девочку Милли, снял шляпу, достал из-под подкладки маленький клочок бумаги, пошевелил губами, как будто проговаривая про себя написанные там слова, водрузил шляпу обратно на вспотевший лоб и снова взял на руки ребенка.

– Я нарекаю тебя… Эсмеральдой Маргарет Внимание Орфография Ланкрской!

Напряженная тишина заполнила замок.

– Внимание Орфография? – одновременно воскликнули Маграт и Агнесса.

– Эсмеральдой? – изумилась нянюшка.

Девочка открыла глаза.

И одновременно с этим двери зала распахнулись.

Выбирать… Всегда приходится выбирать.

Она вспомнила того мужчину из Шпакли, который убивал детишек. Одного взгляда хватило, чтобы увидеть в его голове вину, извивающуюся алым червем. А потом она привела людей на его ферму, указала место, где нужно копать, а он упал на землю у ее ног и принялся молить ее о снисхождении, говорил: дескать, был пьян, всё эта проклятая выпивка…

Зато она поступила абсолютно трезво. «Ты закончишь свою жизнь в петле», – вот что она тогда сказала.

И его утащили и вздернули на пеньковой веревке, а она все это видела, потому что должна была смотреть, должна была ему, а он проклинал ее, что было несправедливо, ведь он ушел чисто, односельчане просто не посмели ослушаться, иначе все было бы куда страшнее, и она глядела и видела, как над ним нависает тень Смерти, после чего за спиной Смерти возникли какие-то маленькие светящиеся фигурки, а потом…

Кресло, раскачиваясь взад-вперед, громко скрипело в темноте.

Крестьяне ликовали, ведь справедливость восторжествовала, и тогда она, потеряв терпение, велела всем разойтись по домам и молиться богам, в которых они верили, дабы подобное никогда не случилось с ними. Самодовольная рожа торжествующей добродетели почти так же ужасна, как лицо разоблаченного порока.

Вспомнив все это, матушка поежилась.

Почти… но не совсем.

Самым странным было то, что на похороны собралась практически вся деревушка. Кое-кто даже бормотал, что в целом он был не таким уж плохим парнем… и, возможно, это все она, она заставила его очернить себя. Матушка помнила бросаемые искоса темные взгляды.