Всадник - Анна Одина Страница 15

– Довольно, – заявил он, сводя брови. – Мне надоели фантазии, сны и попытки уличить меня в противокамаргских деяниях: кажется, мы прошли уже половину крепостной стены. Я чист перед городом, как младенец, как этот ваш Высокий тарн, да ведет его за руку… кто-нибудь – кому он там сейчас поклоняется.

– Убил, – ответила старуха медленно. – Убил старика, взял две книги, потом другого, в поле, пришел к нам. Женщин считаю… одна… другая…

Делламорте протянул закованную в перчатку руку и аккуратно взял старуху за горло.

– Вероятно, благовоспитанные люди так не поступают, – заметил он, – но если мы сейчас же не пойдем назад, насчитаешь на одну больше.

Старуха замахала руками и показала – пойдем, мол. Всё. Всадник отпустил ее и повернулся, чтобы идти.

– Hexenmeister! [27]– прошипела в спину доктору Бабушка, с неожиданной стремительностью догнала его, схватила за запястье и протащила несколько шагов. Они, как добрые знакомые, встали рядом на краю обширного круглого зала, странный белый пол которого покрывала солома. – Знаешь, что это?

Делламорте медленно наклонился, всматриваясь… в лед. Да, зал был колодцем, если, конечно, можно назвать колодцем полый цилиндр диаметром с библиотеку Камарга. Всадник поднял голову и увидел далеко вверху потолок, выложенный красным кирпичом. Они действительно находились под башней Библиотеки.

– Это лед, – констатировал он с удивлением. – Я и не думал, что мы зашли так глубоко.

– Знаешь, что во льду? – спросила старуха, понизив голос до шипения.

Всадник вгляделся и увидел. Как крестьяне всего мира хранили продукты на лето: вырывали яму, закидывали снегом и укладывали слоями продукты, снег и солому, чтобы сохранить в них холод и содержимое все теплое время года, так под титанической трубой библиотеки Камарга хранились мертвые тела. Слой мертвецов, солома, слой льда, слой мертвых, солома, лед, мертвые, солома, лед… Всадник с отвращением взглянул в ужасные глаза.

– Отсюда нет выхода, – хрипло проворковала Бабушка. – Ты показал уважение городу, но наполнил все меры зла, которые мог, – и скамью могильщика, и табурет сапожника, и стул землепашца, и кресло купца, и кресло царедворца, наполнил бы и трон тарна – все они под тобой стонали и жаловались; а все-таки зло в тебе не кончалось и продолжало истекать, как ночь, и переливаться за пределы. Камарг рассмотрел тебя и нашел опасным. Более опасным, чем они, – старуха топнула ногой в лед, и из глубины колодца донесся скрежет и стон, – да, более опасным, чем все они вместе! Потому что они приходили сюда ради собственной выгоды, а ты… Ты пришел уничтожить Камарг.

Воцарилось молчание. Наконец черный гость развернулся к Бабушке и сказал ровно:

– Это правда. Я пришел уничтожить Камарг.

Тогда привратница наглядно показала, что имела в виду, заявляя, будто стоит гарнизона. Замелькали руки, взметнулось тряпье, зашептали губы, блеснула выхваченная откуда-то медная спица с позеленевшим наконечником, нацелилась на приезжего, а под ногами Делламорте с надрывом треснула земля: ледник приготовился принять жертву. Бабушка двигалась молниеносно, а противник как будто не торопился сопротивляться ей, и потому-то, когда спица полетела ему в сердце, он, защищаясь, лишь выставил левую ладонь.

Спица насквозь проткнула руку черного доктора. Бабушка отошла на шаг и склонила слепую голову набок, принюхиваясь, – яд этой спицы был смертелен, и она ждала, когда всадник завалится назад, в толщу ледяного кладбища.

Вопреки ожиданиям с приехавшим ничего не произошло.

– Так это ты, – протянула ясновидящая, как будто истинная правда происходившего открылась ей только сейчас.

– Да, – так же ровно и безмятежно подтвердил всадник. – Это я.

Легким движением он выхватил спицу из руки. Следом за ней из ладони протянулась, сопровождаемая низкой звонкой нотой, тонкая нервущаяся нитка крови, светящаяся тяжелым багрянцем. Делламорте дважды – да так быстро, что проследить за его движениями не было никакой возможности, – накинул эту нить на Бабушку и, сковав ее, одной рукой притянул кровавое лассо к себе, а другой толкнул старуху в темную трещину. Падая, та лишь бессильно царапнула ботфорт врага да махнула спицей туда-сюда – а потом как будто с облегчением рухнула вниз.

Ночной пришелец проследил полет привратницы навстречу льду и задумчиво прокомментировал:

– Все-таки не зря говорят, что узы крови – самые крепкие, – с этим он чуть отошел от предательского края расщелины-протуберанца, потер проколотую руку, отломил ото льда осколок размером с кусок сахара [28], упрятал его в возникшую из нагрудного кармана коробочку черного лака и пробормотал: «Холодное к холодному».

Обратный путь всадник проделал весьма быстро – и, видимо, отвечая его неспокойным мыслям, всюду, где он проходил, еле тлевший огонь в очагах разгорался, выплескиваясь из колыбелей, и принимался реветь, пожирая зачарованную мебель.

Вернувшись к входу, пришелец деловито перевел все рычаги в положение «мир», отвязал жеребца и, взлетев на него, проехал сквозь второй впускной щит Камарга. Теперь он оказался во внешнем кольце, где ночью жизнь замирала (впрочем, здесь и днем было особенно нечего делать: внешнее кольцо использовалось в основном для транспорта, а также для низкопошибной торговли и развлечений), а парадные ворота Камарга, сработанные лучшими мастерами гор и города, оказались впереди. Достигнув въезда во внутренний город, всадник окинул ворота одобрительным взглядом: они были высоки, широки и украшены расписными гербами всех династий Камарга, начиная от домедзунамского Телу и заканчивая теперешним Высоким тарном, чье изображение на фарфоровой пластине венчало стрельчатую арку. Тщательно осмотрев это последнее препятствие, Делламорте спешился и, положив руку на ворота, постоял несколько секунд, опустив голову и слушая, как бьется сердце цитадели. Лицо его в эту минуту было отрешенно-смиренным, как у буддийского монаха, знающего, что теперь – последний момент, когда можно еще избежать схватки, и решающего, ввязываться в нее или нет. Определившись, он легонько толкнул ворота.

– Vincerò, – обратился он к ним по имени.

Легкая дрожь пробежала по воротам, и они отворились. Теперь Камарг был открыт разрушителю. Всадник снова потер левую ладонь, взял жеребца под уздцы и вошел в город.

– Дел у нас здесь немного, – сказал он спутнику обыденным тоном: ему показалось, будто тот хочет, чтоб с ним поговорили, – разрушим тут все и поедем дальше. Но сначала овес лошади и что у них вместо кофе – хозяину: битвы с пожилыми женщинами слишком утомительны.