Гнев Ашара - Энгус Уэллс Страница 15

Разумеется, вокруг крепости выросли предместья, раскинувшись на три стороны от нее, однако с четвертой сохранилась площадь для военных учений. А в случае войны — хотя войны здесь гремели достаточно давно, немногие помнили их, и совсем уж немногие о них думали — жители могли найти безопасность за каменными стенами Твердыни Кайтина. Для Кедрина это было место восхитительных чудес, хранилище воспоминаний и превосходнейшее место для игр, какое только может пожелать мальчик. Здесь были и заброшенные ходы, и почти забытые покои, где старинное оружие там и сям украшало стены, а деяния славных предков были изображены на коврах, висящих рядом. Здесь имелась даже библиотека, хотя в нее-то мальчик заглядывал не слишком часто.

Он придержал своего гарцующего коня, вслед за Бедиром проехав во двор. Сразу же за воротами отец, уронил ладонь на плечо сыну и легко соскочил с седла, одновременно бросив поводья конюху, ожидавшему во дворе, — тот сразу же повел вороного боевого коня в стойло. Морщинистое лицо конюха улыбнулось Кедрину, кривой от шрама глаз подмигнул юноше — молодец, будь таким и впредь.

— Ты меня видел, Тевар?

— А как же, — ответил тот, — и не помню, чтобы какой-то другой воин более доблестно прошел испытание.

Улыбка Кедрина едва не поглотила все его лицо: комплимент Тевара, суждение опытного солдата, стоила не меньше, чем отцовская похвала или скупые знаки одобрения Тепшена Лала. Юноша взглянул на Бедира:

— Я скоро отправлюсь с тобой в поход, отец? Когда ты выступаешь против лесного народа?

— Возможно, ты к тому времени достаточно подрастешь, — сказал Бедир. — Спешки нет, и тебе еще многому надо выучиться.

— Тепшен Лал сказал, что я самый способный его ученик, — не унимался Кедрин. Затем он нахмурился, испугавшись, что Бедиру может не понравиться такое хвастовство, и добавил: — Я случайно подслушал.

Красивое лицо Бедира приняло насмешливо-суровый вид. Сейчас они прокладывали себе путь через беспорядочную толпу людей с конями и без, и никто не выказывал особого почтения властителю — ибо так уж повелось в Тамуре.

— Не подобает принцу Тамура опускаться до подслушивания, мальчик.

Кедрин, уже до того хмурый, теперь глядел на отца виновато.

— Я не намеревался подслушивать, отец, — возразил он. — Я был в оружейной и точил меч, когда случайно услышал, как Тепшен говорит с Теваром. Я не мог не услышать то, что они друг другу сказали.

— Тогда ты не полностью виновен, — признал Бедир. — Но если и впредь окажешься в подобном положении, следует дать знать о своем присутствии.

— Хорошо, — почтительно пообещал Кедрин, думая, что не так-то легко быть принцем; чему только не требуется учиться, а времени часто недостаточно, чтобы все это переварить!

Военная подготовка была самым легким занятием, поскольку доставляла больше всего удовольствия, сила и прирожденная смекалка позволяли ему без особого усилия преуспеть на этом поприще. В правление Бедира Тамуру выпало не более, чем несколько пограничных стычек — но по обычаю королевства каждый телесно здоровый юноша обучался боевым искусствам на случай варварского вторжения. Тамур, самое уязвимое из Королевств, одновременно был и беднее прочих: горная страна, где усадьбы стояли далеко друг от друга и, особенно в минувшие времена, во многом зависели от помощи соседей. Плавные равнины Кеша в равном изобилии производили зерно и лошадей и были защищены от набегов природными рубежами: Лозинами, Идре и Тенайскими степями. Усть-Галич оберегал два северных королевства и реки, то была страна виноградников и полей, обильная природными богатствами. Усть-Галич мог себе позволить платить наемникам, а Тамур — нет. Не удивительно, что в давние времена обычным делом для тамурца было искать службы в наемных войсках южного королевства, и как раз в силу этого Коруин Железный Кулак приобрел уважение к Тамуру.

Но боевое мастерство, которому так споро учился Кедрин, было лишь частью обязанностей принца. Имелось нечто куда более нудное — общее образование. И если изучать прошлое Тамура все же занятно, поскольку оно состояло в основном из войн и сражений, то, увы, куда меньше радости юноше доставляли языки и политика, а уж правила поведения при дворе вообще были сплошным занудством. Он еще не посещал Андурел, но срок, когда его там представят, все приближался — а требовалось, чтобы к этому дню он познакомился с надлежащими формами обращения и манерами, выучился танцевать и даже до некоторой степени усовершенствовался в одном из ценимых там искусств: пении баллад или игре на каком-нибудь музыкальном инструменте.

Но проворство ног, которое так хорошо помогало Кедрину в военных играх, покидало его, едва он делал первый танцевальный шаг. А стоили ему завести песню, она звучала так, что, по утверждению Сестры Льяссы, вороны в ужасе разлетались с полей. Он еще был способен, худо-бедно приладившись, извлечь три простые мелодии из балура, самого нехитрого из доступных ему инструментов — так, чтобы их узнали, но не более того. Он ничего не говорил Сестре Льяссе, но был твердо убежден, что Госпожа не наделила его склонностью к изящному, и восполнить сей недостаток, имело смысл лишь совершенствуясь во владении оружием. То, что Льясса догадывалась о его мыслях, но не утрачивала решимости хотя бы до некоторой степени облагородить своего ученика, было лишь еще одним примером упорства Общины Сестер, влияние которых с тех пор, как Дарр занял Верховный Престол в Андуреле, все возрастало и ширилось.

Еще одним досадным следствием высокого рождения была обязанность поддерживать чистоту. Не желай Кедрин поговорить с отцом или не знай, что баня, вероятно, лучшее для этого место — он бы нашел какой-нибудь повод, чтобы увильнуть от предстоящей процедуры. Лучшую часть этого дня он провел, просто стоя на ристалище, в то время как всадники летели прямо на него и огибали лишь в самый последний миг. Он понимал, для чего это нужно: и отец, и Тепшен Лал объясняли ему, как важно самому испытать преимущества конницы против пехоты, как важно самому испытать — каково это, когда цепь вопящих всадников несется на тебя во весь опор. Но подобное испытание не порождало усталости, от которой немеют мышцы, что случается, когда весь день рубишься мечом или скачешь бешеным галопом, после чего баня кажется такой желанной. Юноше казалось, что он почти не вспотел и не испытывал великой нужды в мытье. Но ему очень хотелось поговорить, поэтому он прибавил шагу, чтобы держаться вровень с длинноногим, широко ступающим Бедиром, и вместе с отцом вошел под низкую крышу бань Твердыни Кайтина.

Открытые двери вели в крытый портик, там имелось два выхода: в мужское и женское отделения. Бедир двинулся направо, и Кедрин последовал за ним. В предбаннике они избавились от одежды и приняли у служителей необъятные полотенца. Кедрин слыхал, что в Усть-Галиче такие заведения часто бывают общественными, но в Тамуре омовение считалось делом сокровенным, и лишь самые близкие друзья или кровные родственники могли думать о совместном мытье. Так что отца и сына проводили в небольшое помещение с бассейном посередине, где только-только хватало места на четверых. Лишь после того, как они были чисты, а Бедир расслабился, отец с сыном двинулись в парилку, где мужчины собирались кучками и беседовали или во что-то играли, в то время как пар, поднимающийся из проложенных под полом труб, завершал процесс очищения и снимал остатки боли в утомленных членах. За парилкой находился большой бассейн, питаемый родниковой водой, прохладной и бодрящей, разгоняющей вызванную паром вялость. Плескаться в нем было несравненно большим удовольствием — в бассейне хватало простора для плавания, а вода даже зимой была чуть теплее, чем в реках.