Серый ферзь. Это и моя война - Александр Бушков Страница 15

Тетка Чари посмотрела на него крайне внимательно ипомолчала, словно ждала чего-то. Не дождавшись, пожала плечами:

– Так ведь каждый прохиндей про себя думает, что он –божий любимчик…

Но в глазах у нее определенно что-то этакое мелькнуло.

– Бросьте, – сказал Сварог. – Я здесь человекновый, да не вчера родился. Конечно, есть какой-то тайный знак для своих илипароль, но я его не знаю… Вы мне только одно скажите: за последние два дня«Божий любимчик» здесь проходил?

Он поднял руку так, чтобы она увидела перстень Борна. Сам незнал, откуда такая уверенность, но русалку Переку явно наколол тот же умелец,что разрисовал иных моряков капитана Зо.

– Ни слуху, ни духу… – мотнула головой тетка Чари.

– Так… – Сварог повесил голову. – Тогданалейте еще, что ли.

Она плеснула в стакан и задумчиво сказала:

– Может, проще будет вас сразу со двора взашей вышибить?Не люблю я загадок и не люблю, когда чего-то не понимаю…

Она словно бы размышляла вслух. Или спрашивала совета укакого-нибудь своего божка. Рука, отставив полупустую бутылку, потянулась кшее, где, видимо, висел амулет. Это напомнило Сварогу его собственный жест,который он повторял все чаще после встречи с вампирами.

– Да ладно вам, – сказал Сварог. – Переночуюи поеду. И никакого от меня беспокойства. Вы мне лучше соберите поесть, я и всамом деле жрать хочу…

– А этот, что в капюшоне у вас сидит?

– Что, видно?

– Ухо торчит. А теперь спряталось. – Это былосказано уже с явной иронией. Словно тетка Чари приняла окончательное решениепредоставить гостю кров и сервис. Острые вопросы и ответы отзвучали, пришелчеред необременительного трепа.

– Да он безобидный, – сказал Сварог.

– Сама знаю. Когда была маленькой, в деревне, у нас вамбаре целых два жили. Косу мне заплетали. Ну, вон туда садитесь, что ли.

Он забрал топор и уселся за массивный стол, не близко и недалеко от прочих посетителей, показывая, что новый постоялец не спешитобзавестись друзьями, но никого и не сторонится. Тетка Чари, сделав несколькорейсов от стойки, понаставила перед ним тарелок и кувшинов. Еда была простая,но сытная. Розовый, впечатляющих размеров ломоть ветчины и соответствующаякраюха ржаного рассыпчатого хлеба с пропеченной корочкой. Желтоватый,нарезанный толстыми кусками сыр вроде «Вологодского».

Блюдо с утонувшей в подсолнечном масле, обложенной зеленымлучком селедкой, размерами больше похожей на щуку. Кольцо сухой колбасы «смертьзубам». Плошка с горячим месивом из овощей…

– Ага, вот и фогороши ваши идут, торопятся, голубчики,с похмелья небось…

Наметанным глазом легко вычислив заказчика, военно-полевойоркестр без шума, с достоинством прошествовал от входа к столу и, как у себядома, начал занимать места. Тренькнула задетая струна, глухо загудел фанерныйкорпус, когда братцы складывали свою музыку на край, подальше от тарелок.

Она принесла стопку оловянных стаканчиков, вложенных один вдругой, – для фогорошей, рассевшихся за столом и откровенно потиравшихруки.

– За знакомство? – Сварог поднял стакан,разглядывая их.

Народ был колоритный – музыканты из снольдерских степей, всиних штанах, желтых рубашках и красных жилетах, все потертое и штопаное, но нашеях сверкают диковинные золотые украшения, а на пальцах – массивные золотыеперстни с крупными самоцветами. Этой привилегии – носить кольца с драгоценнымикамнями – завидовали все сословия и гильдии, ибо подобным правом обладали однидворяне. Этот народ принципиально носил из оружия только серебряные саблипротив нечисти.

В самых диких и безлюдных местах ходил как по родной улице.Потому что убить или ограбить фогороша считалось преступлением более мерзким,чем убийство собственной матери.

– Как же это вы, ребятки, всей этой красоты с похмельяне спустили? – спросил Сварог.

Старший, черный, как ворон, усач, сверкнул ослепительнымизубами:

– С Сильваны, должно быть, ваша милость? Обычаев нашихне знаете? Подыхать будем, а не пропьем. Традиция. Фогорош может ходить хотьголым, но если он при сабле и драгоценностях – чести его урона нет. Вашездоровье! Музыку лучше слушать после пары наперсточков, а чтобы играть и петьдушевно, потребно этих наперсточков не меньшее количество. Посему поднимем иопростаем, не унижая себя закуской! У вас печаль или вовсе наоборот?

– Хороший человек умер, – сказал Сварог, ощущаяуже после чарки коньяка приятную сдвинутость сознания. – А потомуурежьте-ка «Тенью жизнь промчалась», да так, чтобы…

– И никак иначе! – успокаивающе поднял ладоньстарший. – Дело знакомое весьма и насквозь. Гей!

Они встали, разобрали инструменты – две явные скрипки, нечтопохожее на гитару, только прямоугольное, обвешанный колокольчикамибубен, – переглянулись, кивнули друг другу и действительно урезали так,что все кабацкие шумы и все печали отодвинулись невероятно далеко, осталасьтолько мелодия, удивительным образом и лихая, и горестная:

Гей, сдвинем чары!

Трещат пожары,

Звенят клинки и мчатся скакуны.

Милорды, где вы?

Заждались девы,

Хоть мы бывали девам неверны…

Гуртовщики уважительно замолчали, тихонько, чтобы нестукнуть, поставили кружки на стол. Тот, чья очередь была бросать кости, тожезамер, занеся стакан с костями высоко, да так и не перевернув. Только дремлющийв блюде с рыбьими костями господин никак себя не проявил.

Тенью жизнь промчалась!

Тенью жизнь промчалась!

Тенью жизнь промчалась!

Не плачьте обо мне.

Тенью жизнь промчалась!

Тенью жизнь промчалась!

Бешено умчалась

На белом скакуне…

И уже не наши

И мечи, и чаши,

Под тобою пляшет

Белый аргамак,

Знающий дорогу

К черту или к богу.

Конь мой белый, трогай…

Скрипка рыдала над самой его головой, потом фогороширазомкнули кольцо, кружили меж столиков, то приближаясь к Сварогу, тоотдаляясь, полузакрыв глаза, ничего не видя вокруг, ни на миг не прекращаяигры.

Сварог поднял глаза – трое из числа темных личностей сиделинапротив и выразительно поглядывали на свои пустые стаканы, прихваченные состола. Сварог налил им, пригляделся внимательно – рожи были самые продувные.

– Внесем ясность, – сказал он, полез в карман,вытащил пригоршню серебра и аккуратно высыпал на стол. – Вот это все, чтоу меня есть. И я могу по-мужски угостить винцом кого-нибудь, но ужасно злюсь,когда меня, сиротиночку, хотят обидеть… Усекли?