Прости за любовь - Морвейн Ветер Страница 15

Впервые зов Семнадцати Звезд большинство юных леди ощущали уже к восемнадцати годам — а то и задолго до того. Но и в этом Кассандра оказалась «не такой, как все». Ее созревание задерживалось, и когда Донна и другие девочки хихикали по углам, обсуждая странные ощущения и желания, которые появлялись у них в голове, Кассандра только смотрела на них с недоумением, непониманием и… легкой завистью.

Не то чтобы она считала, что это очень важно… Ведь она же была лучшей ученицей и безо всякого там… стыдно сказать. Но все равно мысль о том, что у нее снова все не как у всех, Кассандру пугала.

Она думала, что когда вступит в брак, дело войдет в норму — ходили слухи, что желание оказаться вместе с мужчиной часто зависит от близости с ним, а у нее такой близости не было никогда. Но и в браке с Юргеном в ее организме не изменилось ничего.

«В наше время никто не обращает внимания на непонятный зов», — убеждала она сама себя. И даже напоминала себе тут же фразу, брошенную Юргеном в их первую брачную ночь: «Эрике не требуются какие-то там Семнадцать Звезд!». И все же с каждой неделей Кассандра беспокоилась все сильнее, а звезды все не выстраивались. А поскольку их не наблюдалось, не приходили и те странные желания, о которых шептались девочки и сухим менторским голосом рассказывали учителя на уроках биологии. Юрген оставался для Кассандры романтическим принцем из сказки, что так ее и не полюбил, но никак не объектом сексуального вожделения или женской любви.

Когда же чудо наконец произошло — было это за пять дней до дня Восхождения Великой Звезды, и намечалось большое празднование с салютами и ночными песнопениями — Кассандра поняла, что ощущения ее не напоминают те, о которых говорили девочки, ничуть. И даже мало похожи на те, что описаны в учебниках биологии.

Она не чувствовала ни трепета сердца, ни желания прогнуться в спине — только в первое же утро поняла, что ее жажда увидеть Юргена невыносима. Кассандра хотела просто коснуться его, прижаться щекой к сильному плечу и тереться о супруга виском, пока тот не обнимет ее и не погладит по спине.

На последней мысли Кассандре в самом деле захотелось прогнуться и сделать что-то еще, но что — она толком не поняла.

С самого утра она ощущала себя так, будто с нее содрали кожу живьем — слова повара о том, что она сама должна была обеспечить закупку мяса к празднику, неожиданно обидели ее до глубины души так, что Кесси чуть не расплакалась, чего не было с ней уже давным-давно — с тех пор, как она перестала общаться с Юргеном. Никто в доме не мог задеть ее, но теперь вдруг стало казаться, что все они только и думают, как ее уязвить. Она нуждалась в защитнике, и тихий голос в голове без конца нашептывал: «Юрген, Юрген, Юрген». Вот только другой, более твердый и знакомый, тут же напоминал, что Юрген защитником не был никогда, и оттого боль в груди становилась только сильней.

Все, что позволила себе Кесси в первый день — это сесть у окна ближе к двенадцати часам и ждать, пока Юрген отправится на тренировку через двор. Когда же она увидела высокую мощную фигуру мужа, как обычно в шелковой рубашке, чуть колыхавшейся на ветру, и светло-голубых джинсовых штанах, грамотно обтягивавших зад, у Кесси мучительно заныло одновременно в груди и внизу живота, и в то же время появилось желание кинуть что-нибудь тяжелое в окно, а еще лучше — в самого Юргена.

Кесси сжала кулаки и проследила за тем, как тот садится в аэромобиль. Боль стала такой сильной, что захотелось завыть, но Кесси позволила себе только негромкий писк.

— Ненавижу тебя, — прошептала она и почувствовала, как слезы наворачиваются на глаза.

Она открыла свой дневник — очередную тетрадку — и описала свои чувства, надеясь, что это поможет, как и раньше, преодолеть все трудности и не даст ей совершить какую-нибудь глупость.

Перед сном ее все-таки скрутило, и она хотела было встать и побежать к покоям Юргена, наплевав на все обиды, но потом вспомнила кривую усмешку Эрики. Кесси действительно встала, проглотила две таблетки снотворного, вернулась в кровать, повернулась носом к стене и уснула.

На следующее утро Кассандра отправилась раздавать распоряжения относительно приближающегося праздника. Сосредоточиться удавалось с трудом, и мысли постоянно возвращались к обиде на Юргена, которому всегда было на нее наплевать. Кое-как закончив с приготовлениями, она вернулась к себе и замерла, обнаружив невиданную доселе картину — Юрген Розенкрейцер стоял посреди ее спальни перед письменным столом и разглядывал что-то лежавшее на нем.

— Юрген, — пискнула Кесси, чувствуя, что голос последнее время ее предает, но не в силах что-то сделать с собой. Сердце забилось бешено, явно намереваясь выскочить из груди, кровь зашумела в висках, и на нее мгновенно навалился весь тот букет ощущений, который описывали другие девушки — она прямо почувствовала, что ей необходимо прижаться к мужу, появилось стремление прогнуться и завыть и, главное, странное, непонятное желание того, чтобы этот, именно этот мужчина был внутри.

Юрген медленно повернулся и внимательно осмотрел ее. Явно своим опытным взглядом он что-то разглядел, потому что протянул:

— Оп-па… Неужели наш мышонок готов.

— Юрген… — Кассандра хотела возмутиться, но вместо этого получился какой-то действительно мышиный взвизг, да и внизу живота от сказанного мужем начало тянуть сильней.

Юрген аккуратно, плавными шагами дикой кошки подошел к ней и остановился буквально в дюйме — так близко, что казалось, просто качнись он вперед, и они бы слились в одно — и в то же время так далеко.

— Юрген… — прошептала Кесси еще раз и закусила губу, чтобы не сказать больше ничего.

— Можешь меня попросить, я всегда готов помочь попавшей в непростое положение даме, — Юрген сделал двумя руками пошловатый жест, и бедра его при этом качнулись вперед, так что пах задел пах Кассандры, и та попросту заскулила. — Которая страдает так же, как ты.

Кассандра закусила губу и некоторое время тяжело дышала, стараясь привести мысли в порядок, но с каждым мгновением становилось только хуже, и в конце концов она сдалась: