Золотой шар - Михаил Белозеров Страница 15

— Почему? — удивился Костя, сторонясь сталкера, который ощупью пробирался вдоль стены.

Музыка становилась все громче, как, впрочем, и голоса, среди которых выделялись женские. Костя поймал себя на том, что женский смех ему приятен. И вообще, здесь ему нравилось больше, чем в ночных клубах Москвы, потому что здесь все было настоящее: и сталкеры, и Зона, и враги, и друзья, и даже оружие. Костя любовно погладил автомат.

— Помяни мое слово, и через год, и через два, и через три ты будешь бегать по здешним лесам, и другой жизни тебе не захочется. В городах ты будешь тосковать. Профессия тебе обрыднет. Женщины тебя будут бросать, как только узнают, что ты сталкер, а приятели — сторониться. Дети твои вырастут «мартышками», потому что ты обязательно подхватишь радиацию. Ты будешь счастлив только здесь. Ты научишься спать вполглаза, слышать звуки, которых нет в обычной жизни, различать запахи, которые прилетели из других миров. Ты научишься «играть» с ловушками. Азарт будет вести тебя, как инстинкт. Дороже всего для тебя станет мужская дружба, и ты никогда не будешь спать с женами своих приятелей. У тебя появится кодекс сталкера. Но все равно ты останешься одиночкой!

— Нет-нет, — не поверил Костя, — нет! Я не такой!

Он хотел сказать, что любит своих приятелей, их подруг и жен, и не намерен менять образ жизни. Он даже на всякий случай улыбнулся, но понял, что улыбка вышла натянутой и лживой. А ему вовсе не хотелось становиться причиной плохого настроения Бараско.

— Слышишь? Ты! — Бараско изменился в лице. Он прижал Костю к шершавой стене, и рука его была очень жесткой. — Ты думаешь, что самый умный?! Не перебивай! — крикнул он, приняв отчаянные жесты Кости за протест. А ему просто нечем было дышать. — Ты такой же, как и я. Я видел, как ты схватил оружие. Ты держал его крепче, чем женщину. А падшие женщины тебе нравятся больше, чем все твои рафинированные красотки. Ведь ты положил глаз на Завету, я видел!

У Кости поплыло перед глазами. Он чувствовал, что еще мгновение, и он умрет.

— Мальчики! — позвал кто-то. — Мы вас уже заждались.

— Идем, — ответил Бараско и отпустил Костю.

Наконец-то Костя получил возможность вздохнуть, и воздух подземелья показался ему слаще меда. Еще целую минуту он кашлял и качался, прижавшись к стене, словно пьяный сталкер. А потом встряхнулся и вошел в зал. Нет, решил он, просто так меня не возьмешь!

Здесь пахло алкоголем, ганджем, духами и потом. Сновали ловкие официанты. Я уеду в Москву, и это все забудется, как дурной сон, подумал Костя с облегчением.

— А вот и наш герой! — раздался женский голос.

Костя подсел к столу и тотчас забыл о своем решении. Его понесло. Язык сам собой развязался. Стало легко и просто. Он знал за собой это качество. Если ему понравилась компания, он готов был раскрыть душу.

Бараско взглянул на него и спросил:

— Тебе какая нравится?

Косте нравились обе, но он побоялся признаться в этом. Поэтому сказал:

— Рыжая.

— Рыжей здесь нет, — усмехнулся Бараско, который все-все понимал в этой жизни, но ничего не объяснял.

— Тогда я выберу блондинку.

— Блондинка улыбнулась мне. Возьми брюнетку. Не прогадаешь.

— Хорошо, — согласился Костя и с облегчением вздохнул, потому что Завета ему понравилась с первого взгляда.

— Милый, — сказала она, приблизив губы к его уху, — я ласковая, как котенок.

От этих слов сердце у него упало куда-то в пятки, и для храбрости он выпил на голодный желудок рюмку водки, и впервые понял, какой она может быть вкусной. Водка «пошла», как вода в пустыне, и ему казалось, что нет ничего приятнее этого благородного напитка. А потом он ел шашлык с зеленью и острой приправой и слушал, как бармен за стойкой цокает языком:

— Вай-вай, какой хароший вечер! Панымаешь?!

Народа прибавилось, появились странные фигуры, и все-все они знали Бараско и кричали:

— Привет, друг!

— Здравствуй, генацвале!

— Здравствуй, Штопор! — отвечал Бараско.

— Здравствуй, Хемуль!

— Как дела Гурам?

— Лунин, с меня пол-литра!

— Да помню, помню.

— Салют, Лемур!

Потом все встали и выпили за Купреянова, который попал в проплешину, а что в ней было на самом деле, никто не знал. Может, «аттракт», может, «ведьмин студень», а может, что-нибудь новенькое. Никто ведь не проверял. Остались от Купреянова одни черные сосульки — как говорят сталкеры, и брызги. От человека всегда много брызг остается.

Через полчаса все сталкеры казались Косте прекрасными людьми, и он даже простил Бараско, который обнимал свою блондинку и совершенно не пьянел.

— Не пей много, милый, — сказала ему на ухо Завета и покачала головой. — Все равно тебе за ним не угнаться.

— За кем? — спросил он и обнял ее за талию.

Кожа у нее оказалась нежная, как бархат.

— За кем? — удивилась она и посмотрела на Костю так, что у него сладко ёкнуло сердце. — За Редом Бараско — черным сталкером!

— Он черный сталкер?! — несказанно удивился Костя.

— Да, Ред Бараско — черный сталкер. Он здесь первый парень на деревне.

Костя хотел сказать, что знает его как полицая, но на всякий случай промолчал. Мало ли что. Кто-то ему рассказывал, что черный сталкер вечен, что он арестант, несчастный человек, бродящий из Зоны в Зону, что он меняет имена, что у него больная дочь Мартышка, что он всю жизнь ищет для нее лекарство, но не может найти, и как только он найдет это лекарство, все Зоны закроются. Это сенсация, понял Костя. Эх, связаться бы с редакцией. Такой материал пропадает. Такой материал!

* * *

— Костя, вставай! Вставай быстрее! — Бараско тряс его за вихры. — Слышишь?!

Костя поднял голову и тут же уронил ее на подушку. Смятые простыни, голое женское тело. И вообще, какая-то странная комната без окон и с голой лампочкой под потолком.

— Где я? — простонал он.

— Давай! Давай! — тормошил его Бараско. — Опохмеляйся, и уходим. У нас одна минута.

— А что случилось? — спросил Костя заплетающимся языком, ловя губами горлышко бутылки, из которого лезла непокорная пена.

— Шмон! Шмон! — быстро объяснил Бараско, суя ему одновременно одежду и автомат.

Женское тело рядом с Костей встрепенулось.

— Мальчики, дайте и мне…

Завета сделала глоток и стала торопливо одеваться, никого не стесняясь. У нее были большие черные соски. Косте почему-то было стыдно смотреть в ее сторону, пока она не прикрылась.

— Мальчики, я с вами!

Только тогда Костя сообразил, что шмон — это серьезно. Через мгновение он уже прыгал на одной ноге, стараясь второй попасть в штанину. А рубашку и ватник надевал уже на ходу. Потом они убегали, но не наверх, а вниз, в бар. Где-то наверху слышались грубые голоса и крики: