Атаман - Андрей Посняков Страница 15

За излучиной Иван Борисович приказал остановиться и ждать. Антип, впрочем, приковылял быстро, да как только с излучины завернул, так и вовсе хромать перестал. Прав оказался Егор – притворялся.

– Ну? – нетерпеливо спросил Данило. – Что там?

– Прав Егорша, идут за нами. – Чугреев задумчиво почесал бороду, черную, цыганистую, разбойничью, прищурился. – Не так давно – но идут.

Иван Борисович вскинул глаза:

– Погоня? Афонька Конь, подлюга, нагнал все ж таки!

– Нет, господине, – отрицательно дернул головой Антип. – Афонька Конь и людишки его здешние места не дюже ведают. Те же люди, что за нами идут – то там, то сям по бережку путь срежут. Местные! Но от того нам не легче.

– Знамо, не легче. Мы ж для них чужаки.

Данило пожал плечами и хмуро посмотрел на Чугреева:

– Как, Антипе, мыслишь – они на нас нападут?

– Вот уж не скажу, господине.

– Зато я скажу! – отогнав вновь нахлынувшее видение, вступил в разговор Вожников. – Обязательно нападут. Достанут стрелами.

– Стрелами, говоришь? – Данило недоверчиво ухмыльнулся. – Чего ж сразу стрелами-то?

– А чего бы и нет? – решительно поддержал Егора старший брат. – Четверо дюжих мужиков… стрелами-то нас сподручнее. Ты б, Антипе, где засаду устроил?

Приложив руку к глазам, Чугреев посмотрел вперед:

– Да во-он за тем мыском, где ельник. Просто дождался б, когда мы за мыс свернем, срезал бы по бережку путь… да стрелами б и встретил. Мило дело, мы ж на реке-то, как на ладони все.

Иван Борисович замолчал, задумался; в светлой окладистой бороде его маленькими искорками блестели снежинки.

– Помнишь, брате, Бешмай-татарин рассказывал… – негромко произнес Данило.

Старший братец неожиданно улыбнулся и махнул рукой:

– Вот и я, Данил, как раз Бешмайку вспомнил. Тако и мы сладим. Егорий, Антип – теперя не торопитесь.

На этот раз Вожников остался позади вместе с Антипом, Борисычи же ходко усвистали за мыс, да там и свернули к ельнику.

– Отчепляй лыжи, Егорий, – проводив братовьев взглядом, быстро распорядился напарник. – Не совсем отчепляй, а так, чтоб едва держались.

– Зачем? – недоуменно спросил молодой человек.

– А затем, что мы с тобою сейчас – заместо живца. Свист как только услышишь, сразу в снег падай, усек?

– Усек. Да, конечно.

До Егора наконец-то дошло, парень даже усмехнулся, оценив хитрый план Борисовичей – переломить ситуацию в свою пользу: из дичи превратиться в охотников. Теперь лишь бы те, чужаки, не перехитрили.

– Ложи-и-сь!

Резво отпрыгнув в сторону, Антип с силой толкнул своего спутника, и тот кубарем полетел в сугроб, отбросив лыжи.

– Ты совсем уж офонарел! – заругался было Егор, но…

…но тут же прикусил язык, увидев перед своим носом впившуюся в снег стрелу с серым дрожащим оперением!

Ввухх!!!

Совсем рядом впились еще две!

Средние века, однако… ну, точно!

Выходит, правы Борисовичи… Если не погоня, то… то – кто? Кому тут надобно стрелами?..

– Эй, парни, вставайте! – донесся насмешливый крик.

С заснеженного мыса, из ельника, показался Иван Борисович. Довольный, он деловито забросил на плечо лук:

– Немного-то их и было, лиходеев весянских, всего-то четверо, как и нас. Потому и не нападали – решили на стрелу взять.

Быстро вскочив на ноги, Вожников стряхнул снег:

– Так вы их что… всех?

– Всех, – с еле заметной досадой отозвался Иван Борисович. – Хотел, конечно, одного-пару ранить да опосля поспрошать. Не вышло! Ловки больно.

– На свои головы легки, – скрипя лыжами, к беседующим подошел другой брат, Данило. – Все четверо – наповал.

– Жа-аль.

– Вот и я говорю. Хотя что их жалеть-то, шпыней подлых? Не мы нападали – они. Кто хоть были-то? На Афонькиных непохожи.

– А пошли-ка, брате, глянем еще разок.

Убитые лежали друг против друга, видать, только-только свернули к мыску, где и были встречены разящими без промаха стрелами. Один – лет сорока, жилистый, седобородый, с узким землистым лицом и покатыми плечами, трое остальных – совсем еще молодые парни, подростки, жить бы да жить. И с чего им вздумалось нападать? Или они вовсе нападать и не собирались? Это Борисовичи почему-то так решили… и Егор. Видение-то все-таки было! Предчувствие! Не зря ведь бабка Левонтиха говорила…

– Этот, видать, за старшого у них.

Наклонившись, Антип проворно обыскал трупы людей, вовсе не походивших ни на охотников, ни на рыбаков. Даже на туристов – и то не тянули, а, скорее, напоминали бродяг. Одеты в нагольные полушубки, посконные рубахи, порты из сермяги, обмотки – лапти… нет, на некоторых – поршни, из кожи, не из лыка. При всем при этом – острые широкие ножи, луки со стрелами, на шее у старшего какой-то странный серебряный амулет в виде уточки.

– Поганые! – брезгливо скривился Иван Борисыч. – Крестов нету.

Данило зло сплюнул:

– Туда им, шпыням, и дорога – в ад! Эй, Антипе! Глянь-ка в котомке.

Чугреев и без мудрых указаний уже развязывал заплечный мешок – котомочку – трофейную, так скажем. Егор с любопытством вытянул шею: какие-то оставленные, видать, для навара кости, бережно завернутая в тряпицу соль, металлическая пластинка – кресало и кремень, плетенная из лыка баклажка.

Антип, не думая долго, вытащил затычку, хлебнул… да, прикрыв глаза, улыбнулся блаженно:

– Бражица!

– Дай-ко!

Принялись приговаривать баклажечку. Напиток (явно из сушеных ягод) показался Егору странным – каким-то прогорклым, кислым… впрочем, на любителя, скажем; Антип выпил с большим удовольствием, даже губами причмокнул:

– Жаль, шпыни мало взяли.

Данило Борисович рассмеялся:

– Ага, делать им больше нечего, как нас бражкой поить.

– То не бражка, – помотал головою Антип. – То вино весянское – олут.

– Все одно – бражица. Эх, медовухи бы сейчас!

– Э, сказанул, – старший, Иван Тугой Лук, засмеялся. – Лучше уж, брате, стоялого медку. Ничо! Вот доберемся, вот выберемся.

– Так татары ж, брате, не пьют.

– В Орде-то не пьют? Ага, как же!

В Орде… Вожников задумчиво посмотрел в небо, светло-голубое, высокое, чуть тронутое белыми кучерявыми облаками, подсвеченными снизу золотисто-оранжевым светом уже клонившегося к закату солнца. Вот и еще один день прошел. Очередной день. И что? А ничего хорошего. Господи!

Молодой человек неприязненно покосился на своих спутников, потом перевел взгляд на трупы… Как много у них стрел, и все разные. Егор чуть отошел, наклонился и поднял упавший в снег колчан. Вот эти, тупые – на белку, на соболя, раздвоенные – на куницу или лису, а эта вот, граненая… вообще, странная стрела – бронебойная, что ли?