Раздевайся, Семёнова! - Лючия фон Беренготт Страница 15

 Я не договорила – Валера вдруг снова схватил меня за локоть и развернул к себе – так резко, что выбил дыхание из моей груди.

– Слушай, я ведь могу и не так вежливо попросить… - прошипел он мне в лицо. – Я ведь тебе такое могу устроить – пожалеешь, что мама родила…

– Ты что, сдурел? – дернувшись, я тщетно попыталась освободиться. – Мозги на морозе отмерзли?

Но он не отпускал. Наоборот, взял меня другой рукой за грудки.

– Я Юлю люблю, поняла? И не позволю тебе из-за какой-то ерунды все мне порушить…

Сказать, что я испугалась – было ничего не сказать. Вот ведь как бывает – кажется, знаешь человека, а на деле он как зверь дикий… Убьет еще за свою «великую» любовь.

– Молодой человек, вы бы отпустили девушку, - спокойный голос донесся из-за спины схватившего меня парня. – Уж очень не хочется, чтобы такой прекрасный вечер закончился для вас в полиции… Ну, или в больнице – в зависимости от того, как вы себя поведете.

***

Ложкин даже подскочил от такого сюрприза.

– Чего?.. – обернулся и уставился на Знаменского, которого в лицо знала каждая собака в нашем почтенном заведении. – Оу… Я… это… мы… тут… в общем…

– Спасибо, парень, я оценил твой словарный запас… – усмехнулся Виктор Алексеевич и прищурился. – Ты с последнего курса, кажется? Реклама и маркетинг? Твое красноречие не пойдет тебе на пользу, смею заметить…

Явно собираясь нагрубить в ответ, Ложкин открыл было рот, но, видать, быстро сообразил, что ругаться с именитым преподавателем на последнем курсе не очень разумно. Отпустил меня и потопал прочь, бросив напоследок через плечо.

– Поговорим еще сегодня…

Подняв бровь, Знаменский проводил его насмешливым взглядом.

– Мелкий гаденыш… – резюмировал он и повернулся ко мне. – О каком таком «сегодня» говорил этот молодой питекантроп? И почему я вижу тебя с ним, а не у себя в машине?

Я поджала губы, чтобы не высказать все, что о нем думаю.

Знаменский нахмурился.

– Я решил спустить тебе твое самовольство, Семёнова, но, поверь, это стоило мне большей части моего терпения.

– Плевать мне на ваше терпение! – вырвалось у меня.

Ой, мамочки! Я чуть не зажала рот рукой. Вот уж что-что, а оскорблять его не входило в мои планы. Вежливо послать – да, но оскорблять? Я будто специально стремилась лишить себя последнего шанса на то, что сегодняшний вечер не закончится для меня плачевно.

Черт, как же все-таки больно смотреть на него и понимать, что я – лишь мимолетное увлечение...

Он же буравил меня взглядом так, будто пытался выжечь в моей голове дырку и пролезть в нее.

– И почему же тебе вдруг стало… плевать?

Я еле сдержала слезы, выдавливая из себя следующую фразу.

– Потому, что у вас на той… на той лесенке… – не смогла закончить и отвернулась.

Он шагнул ко мне и развернул меня за плечо – почти так же резко, как недавно Ложкин. Все они одинаковые – мелькнуло у меня в голове. Жаль, что я раньше этого не поняла.

– Что, Семёнова? Что у меня на лесенке?

– Текучка, вот что! – почти выкрикнула я, больше не пытаясь удерживать слезы.

Виктор Алексеевич уставился на меня так, словно, на лбу моем выросли рога.

– Я, признаться… думал, мы закрыли… этот вопрос.

– Ага… закрыли. – хлюпая носом, я вырвала у него плечо и снова отвернулась. – Только как так… получается, что не у одной меня остались пикантные воспоминания о той лесенке у вас в кабинете?

– Повтори, – в его голосе отчетливо послышались стальные нотки гнева.

Я повторила. А точнее, прерываясь на короткие, неконтролируемые всхлипы, рассказала ему все, что услышала от Даши – разумеется, не упоминая ее имя.

– Ясно, – коротко сказал, почесал переносицу, почему-то усмехнулся и скомандовал. – Идем со мной. Я покажу тебе кое-что.

Опешив, я уже сделала несколько шагов следом за ним, как вдруг вспомнила. Я ведь не к Знаменскому сегодня еду… как бы мне не хотелось. Я иду в ночной клуб. Меня ждут – злая, как черт, Юлька, и ее подлючий парень, который только что в лифте ущипнул меня за попу и домогался… А потом угрожал, чтоб молчала… Вот черт, какие печальные перспективы на вечер…

– Виктор Алексеевич, я… меня ждет подруга… мы договорились…

– Пошли сообщение. Пусть подождет пять минут, - не останавливаясь, бросил он и завернул за угол, оставив меня решать самой – идти за ним или остаться.

Я же не могла поверить своим ушам. Пять минут?! Это что ж такое он задумал, на что хватит пяти минут?

– Виктор Алексеич… - сорвавшись с места, я бросилась за ним. – Но я думала…

– Индюк тоже думал, - оборвал он меня и добавил, уже тише. – Как, впрочем, и я. Но ты снова поверила каким-то ревнивым идиотками, и совершенно испортила мне настроение.

– А во что я должна была поверить?!  Откуда эта дрянь знает про лестницу? – я чувствовала, что у меня начинается истерика, и изо всех сил пыталась понять – почему? Какое мне дело до его шашней с другими студентками?!

Знаменский остановился и медленно повернулся ко мне, и я отчетливо увидела, как его брови ползут на лоб, а лицо все больше озаряется каким-то шальным весельем.

– Я не понял, Семёнова, ты что – ревнуешь меня?

– Я?! Вас?! Бред какой! – я попыталась издевательски фыркнуть, но вместо этого издала странный, хлюпающий звук – ртом и носом одновременно. Тут же оказалось, что сопли гораздо ближе к ноздрям, чем можно было предположить.

– Салфеточку? – осведомился Виктор Алексеевич.

Я униженно кивнула, закрывая нос рукой – однозначно необходимо было высморкаться.

– Тогда тем более, за мной.

Почти бегом (что на каблуках всегда очень непросто) я поспешила за ним – к его машине, как стало понятно секундой позже, припаркованной у тротуара чуть поодаль, наискосок от входа в общежитие.

Телефон уже разрывался от Юлькиных звонков, но я не спешила отвечать. Что я ей скажу? Что вдруг передумала тусоваться, после того, как мы целый день готовились к вылазке? Что ее парень пристал ко мне, как только понял, что от подружаки ему сегодня не перепадет?

В общем, и в самом деле, подождет пару минут, ничего с ней не случится.

Открыв передо мной дверцу большого черного внедорожника – марку я не рассмотрела – Виктор Алексеевич подсадил меня внутрь. Обошел машину с другой стороны и сел сам.

– Я дам тебе один последний шанс принять правильное решение, Семёнова, – сказал, сидя вполоборота ко мне, ничуть не смущаясь чередой моих громких сморканий в предложенную салфетку. – Если примешь неправильное, можешь ехать на все четыре стороны, но уверяю, следующий мой шаг тебе не понравится.