Башня ярости. Книга 2. Всходы Ветра - Вера Камша Страница 15

Это не было сном. Я исполню завещание Шани, хотя говорить с теперешней Лупе о прошлом все равно что с синицей или с белкой. Я ее заставлю, попытаюсь заставить вспомнить хотя бы на мгновение, но разговор придется отложить до лета. Шандер поймет и подождет. Он всегда приносил себя в жертву, но решиться на такое?! Положить в свою могилу главный ройгианский талисман, и это после того, что с ним сделал мой отец! Жизнью Шани рисковал не раз, но рискнуть посмертием! К счастью, риск себя оправдал. Гривна все это время мирно пролежала у Арсенальной башни, своей воли у этой штуки, похоже, не было.

Но что прикажете делать с отцовским наследством? Оставить здесь? Уничтожить? Пустить в дело? Гривна – безусловное зло или ключ к Силе, который можно использовать по своему усмотрению.

Я сосредоточилась, пытаясь сквозь песню Лебединого Огня услышать похороненное здесь зло. Талисман молчал, молчал и сам Ройгу. Я не слышала его, вернувшись в Тарру, хотя сама была исполнена силы. Это было, мягко говоря, странно. Если мой «супруг» мертв или полностью развоплощен, я должна стать обычной женщиной, которой подвластны разве что начатки эльфийской магии. Если я могу ворочать горы, то я должна ощущать присутствие Ройгу, но его нет. Спит он, что ли? Нашел время...

Громко и зло залаяла собака, и я очнулась. Другой замерз бы до смерти, просидев чуть ли не всю ночь на заиндевевшем камне, но внешний холод для меня давно перестал быть холодом. Рысь почти исчезла, зато на зеленоватом небе ярко сияла Лебединая Звезда, предвещая рассвет. Надо было идти. Я еще раз коснулась каменной руки, но на этот раз ответа не было. Шани сказал то, что хотел, и тому, кому хотел, а дальше было мое дело. На башне колокол, который я слушала в юности, ударил пять раз, протопали по лестнице сапоги – менялся караул.

Я заставила себя подняться, меня никто не заметил да и не мог заметить. Дверь, послушная заклятию, открылась тихо и бесшумно, и я скользнула в отведенные мне покои.

Горела свеча, а рядом, положив на колени какую-то книгу, но даже не открыв ее, сидел Сандер. Как он смог войти, я не поняла. Я остановилась в дверях, глядя на него. Девяносто девять человек из ста спросили бы у своей любовницы, где ее носило, а сорок из этих девяноста девяти вместо слова «где» произнесли бы «с кем». Александр просто сказал: ночь холодная, ты, наверное, замерзла.

Я могла пережить и не такой мороз, но если замерзнуть означает заблудиться в прошлом, то да, я замерзла.

– Да, – тихо сказала я, – было холодно. Очень холодно...

– Я так и думал, – Сандер улыбнулся одними глазами, – потому и ждал.

Ждал и дождался, и как же я была ему за это благодарна, а пропустившее его заклятие... Что ж, наверное, в глубине души я хотела, чтобы он пришел, очень хотела.

Нэо Рамиэрль

Последний раз женскую драку Роман наблюдал в Аданском порту года за два до убийства Шарло Тагэре. Две местные красотки не поделили мирийского контрабандиста, и рыжая толстуха вцепилась в волосы худой как щепка брюнетке с ярко нарумяненным лицом. Девицы под улюлюканье и подначки завсегдатаев таверны «Отрубленный язык» с упоением тузили друг друга, а виновник драки в это время успел улизнуть с хорошенькой блондинкой. На этот раз драка была серьезней, так как обе ее участницы орудовали мечами. Еще человек двенадцать одетых в черное девушек смотрели на поединок. По тому, как держались зрительницы, Нэо понял, что дело не шуточное и что у каждой соперницы есть свои сторонницы.

Лиц дерущихся было не разглядеть из-за нелепых шлемов, одежда и доспехи воительниц и вовсе удивляли, так как открывали то, что у озабоченного своей безопасностью воина должно быть закрыто, и сковывали движения. Эльф бы понял, если б перед ним были странствующие комедиантки, старавшиеся раззадорить пришедших на представление мужчин, но зрителей не было, а железо, судя по синякам и порезам на телах девушек, было самым что ни на есть настоящим. Одна, повыше, со шлемом, украшенным зверем, похожим на крылатого льва, но со змеиным хвостом, хромала, и из носа у нее текла кровь. У второй, с двухголовой пантерой, выколотой или нарисованной на обнаженной вопреки здравому смыслу спине, действовала только правая рука, а из-под тройного железного браслета сочились алые капли.

«Львица» нанесла удар, «Пантера» пошатнулась, и по тому, как вспыхнули глаза рослой красногубой женщины в черной кожаной юбке с четырьмя высокими разрезами, Роман понял, что бой идет не на жизнь, а на смерть. Это ему не понравилось, женщины не должны убивать, тем более друг друга... Видимо, лльяма разделяла мнение своего кумира, а может, просто угадывала его желания. Как бы то ни было, отродье Темного Пламени выскочило из кустов, вихрем пронеслось сквозь кучку не успевших ничего понять воительниц и вклинилось между соперницами, двумя прыжками опрокинув обеих. Это было весьма некстати. Рамиэрль выскочил из кустов и заорал лльяме, чтоб она возвращалась. Напуганная собственной смелостью, огневушка бросилась назад, по своему обыкновению пристроившись за спиной своего покровителя. Увешанные железом девицы, как одна, повернулись в их сторону.

Эльф ожидал чего угодно – визга, бегства или, наоборот, попытки наброситься на странную зверюгу и ее хозяев с мечами, но воительницы выхватили свои клинки, коротко проорали какое-то странное слово и преклонили колени.

* * *

Что делать, было непонятно. Воинственные девы с внушающим опасение восторгом смотрели на гостей. Заварившая всю кашу лльяма самоустранилась, развалившись у ноги хозяина. Аддари и Норгэрель смирно стояли рядом, опустив глаза, так что договариваться с затянутыми в железо и кожу красотками выпало Рамиэрлю. В свое время Нэо приходилось объясняться с жителями Черного Сура, не знавшими ни арцийского, ни атэвского, ни хаони. Сурианцы чуть ли не в каждой деревне говорили по-разному, и Рамиэрль, искавший в лесу заброшенный храм, вынужден был всякий раз учиться заново хотя бы основным словам. Он вспоминал тот поход как кошмарный сон, но никакой опыт не бывает лишним.

Для очистки совести проверив воительниц на незнание луцианского, эльфийского, арцийского и почему-то орочьего, Рамиэрль медленно произнес слово «Ангес», что вызвало очередные крики и подъятие мечей. Уже хорошо. Ангеса здесь знают и ценят, а судя по нелепым нарядам красавиц, о настоящей войне здесь и понятия не имеют.

Эльф еще раз оглядел девушек, и по тому, как они опускали глаза, перешептывались, а некоторые хихикали и краснели, понял, что перед ними обычные женщины, увидевшие троих незнакомых мужчин. Опытным глазом Нэо определил, кто из девиц на кого смотрит. Фаворитом оказался Аддари, но и они с Норгэрелем внакладе не остались.

Одна из девушек, постарше, темноволосая и смуглая, вышла вперед с большой черной флягой, отпила из нее и протянула гостю, произнеся что-то вроде: «Камаро эджаи».

Что ж, ничего нового, так знакомятся и в Суре, и в Корбуте. Слова разные, суть одна. Нэо хлебнул напитка, показавшегося ему довольно-таки противным. Слабее царки и даже вина, но, если много выпить, можно и захмелеть. Запах не очень приятный, отдает чем-то знакомым... Ладно, никто еще от подобного не помер. В Суре он из вежливости ел хафашей, а в Южном Корбуте – ежей, на что не сподобился даже Шандер. Нэо отхлебнул еще раз, раздельно произнес «Спа-си-бо», вернул флягу хозяйке и, коснувшись ладонью губ, несколько раз назвал свое имя. Затем были представлены Аддари, Норгэрель и Волчонка.