Женить нельзя помиловать - Вячеслав Шторм Страница 15

Оставшееся от империи королевство, по-прежнему называемое Салия, возглавил триумвират из вице-канцлера, маршала и казначея. Впрочем, просуществовал он неполные три года. За это время всем стало ясно, что главный в триумвирате именно последний, ибо тот, кто держит в своих руках казну, держит и армию, и закон, и все остальное. А казна у бывшей империи, несмотря на трудные времена, была совсем не маленькая. Так что, когда на третьем году двое остальных членов триумвирата неожиданно и скоропостижно скончались, а потом эпидемия цикуты в вине, стилета в спину и падения на мостовую с большой высоты стала прореживать ряды их сторонников, никто особо не удивился. Казначея под ликование толпы возвели на престол под именем Кнегса Первого, а королевство, не долго думая, переименовали в Кнегсию. Продолжение истории случилось лет через тридцать. Кнегс к тому времени уже упокоился в мавзолее, но в отличие от Зензириты, он оставил жену и двух сыновей: Кнегса-старшего и Некса-младшего. И вот настала пора сыновьям жениться. А матушка их, вдовствующая, значит, королева, и скажи: «А что бы вам, сынки, не поступить, как деды-прадеды завещали?» А деды-прадеды (чтоб им на том свете икнулось!) завещали выходить в чисто поле и лупить из луков наудачу, куда Ссуф пошлет. А чтобы подальше послал и никого из своих не пришиб, заклинать стрелы именами воздушных духов-сильфов Боинга, Аэрофлота да Монгольфьера! И там, куда стрела воткнется, жену и приглядывать.

Почесали принцы в затылках: дескать, пока дойдешь до того места, куда заклятая стрела воткнулась, пока разыщешь более-менее подходящую особу, жениться уж и смысла нет. Но все же послушались. А поелику деды-прадеды (чтоб им вторично икнулось!) в своих треклятых заветах не уточняли, сколько стрел зараз пулять надо, братья решили, что много — не мало, взяли луки, по здоровенному пучку заклятых стрел каждый, окопались на холме повыше и устроили всем жителям сопредельных держав веселую жизнь. Говорят, одну из этих стрел потом ажно на Альпенштокском перевале нашли, но дело не в этом. Дело в том, что к древку каждой стрелы была приклеена записка: мы, мол, Кнегс и Некс, принцы кнегсианские, иду… в смысле — удали молодецкой у нас — отсюда до Великого океана, а стрел и того больше. Так что, друзья-сопредельщики, послали бы вы нам невест десятка полтора иль два, да поименитее и посимпатичнее, а то мы еще с недельку постреляем, а потом сами искать пойдем. И с каждым — эскадрон латной конницы. Для верности.

Друзей-сопределыциков, у которых счет покалеченных стрелами шел уже на сотни, объял жуткий страх. Поспешили они послать к королеве-матери посольства с просьбой приструнить сынков. Мол, невесты уже едут. И правда, как только прекратился обстрел, стали подтягиваться к границам Кнегсии караваны с девицами. А чтобы братьям не показалось, что их не уважают, девиц было не то чтобы дюжина-две, а как бы даже четыре, да плюс еще пара — для ровного счета. Кнегс и Некс губы развесили, ждут не дождутся, когда начнутся смотрины, но только послы им говорят: «Нет уж, уважаемые! Мы, как вы и просили, привезли вам дев самых знатных да прекрасных, — врали, разумеется, да только как проверить? — и негоже хоть одну назад возвращать, на весь мир позорить. Так что как вы невест между собой делить будете — дело ваше, внутрисемейное, но уж извольте всех принять по описи и оприходовать. А не то их друзья да родственнички в обиде великой такое устроят, что ваши деды-прадеды на том свете год икать станут!»

Кнегс-удалец окинул ровную шеренгу девиц оценивающим взглядом, кинул шапку оземь и говорит: «Согласен!» А вот брат его Некс — ни в какую. «Не желаю, кричит, чтоб меня к стенке припирали, выбора не оставляли!» А был Некс этот на почве выбора конкретно сдвинут с самого рождения: что дают — не ел, что шьют — не надевал, все приговаривал: «Я сам выберу. И возьму — сам!» Вот тут-то он и взъелся: «Я, мол, в эту авантюру со стрелами влез исключительно затем, чтоб выбор был побогаче. И вообще, авантюру маманя затеяла, вот пусть она на пару с брательником этих кобылиц и объезжает. А я не желаю!»

Долго Кнегс с матерью упрямца уговаривали хоть десяток красавиц себе взять, равную долю наследства папиного сулили, даже звание брата старшего — зря воздух сотрясали. Стоит Некс, руки в боки, ноги на ширину плеч, нос в небеса, и твердит как заведенный: «Я возьму сам! Са-аам!»

Плюнул тут в сердцах Кнегс и говорит: «Ладно, братец, Контратий с тобой, поганцем! Возьму я себе всю полусотню, а ты мне взамен бумагу дашь. А в бумаге той напишешь, что не претендуешь ты и потомки твои на наследство папино до последнего дня мира. Выделю я тебе уездик где-нибудь на севере в вечное владение, вали туда и выбирай кого хочешь из кого хочешь!»

Вот так в королевстве Кнегсия появилось многоженство, а на всех картах мира появилась Демократическая Республика Нексия. И разведчики королевы Зензириты Салийской тут вовсе ни при чем…

Уже при въезде в Демополис — столицу Нексии — мы поняли: нас угораздило заявиться аккурат в разгар очередных выборов. По всей округе рябило в глазах от разноцветных флагов и транспарантов с эмблемами наиболее значительных партий, в ушах звенело от гремевшей на каждом углу музыки, на которую накладывался галдеж народа, а сам народ от мала до велика пребывал в очумело-приподнятом настроении.

Перед городскими воротами были вывешены три самых здоровенных транспаранта с метровыми буквами. На том, что справа, значилось: «Голосуй за Правых, не то проиграешь!», слева: «Голосуй за Левых, не то проиграешь!», а по центру, строго по законам логики, призывалось голосовать за Центристов. Не то — сам понимаешь.

— Однако, как здорово получается, — прокомментировал Бон, — за кого ни голосуй, в итоге все равно проиграешь.

— Стало быть, наиболее здраво не голосовать вообще ни за кого, — пожал плечами я.

На беду, проходивший мимо горожанин преклонных лет, весь в боевых наградах и с ярко-красной повязкой на рукаве — знаком принадлежности к партии Правых, как мы уже успели понять, — услышал мои слова. Насколько они ему пришлись по душе, можно было судить по исказившемуся от ярости лицу.

— Паршивые воздерженцы! — проскрежетал зубами ветеран. — Мы за вас кровь проливали, а вы…

— Погоди-ка, дедуля! — возмутился Римбольд. — Лично я тебя ничего проливать не просил — ни за меня, ни за себя.

— Смолкни, нелюдь! — патетически воскликнул ветеран. — Это сейчас с вами цацкаются, равные права обещают. Ну ничего, Зюген всех вас, окаянных, к порядку призовет! Вылетите за черту оседлости — и пискнуть не успеете!

Возмущенный гном только раскрыл рот, чтобы достойно ответить, как нас догнала группа молодых людей с повязками зеленого цвета — знаком левых либералов.

— Засохни, старый! — воскликнул один из них, обращаясь к деду. — Вам с вашим паршивым Зюгеном недолго осталось. После этих выборов мы вас в парламенте потесним, так и знайте!

От возмущения ветеран начал заикаться и брызгать слюной:

— Да вы з-знаете кто? П-предатели! Только и умеете, что т-трудовой народ п-притеснять! А сами давно кнегсианцам и гномам п-продались!

В этот момент подоспели новые действующие лица: пятеро здоровых и бесконечно тупых даже на первый взгляд охламонов в черном и с наголо обритыми головами.