Пепел на ветру - Ольга Гусейнова Страница 14

Ко мне подошла сияющая Леночка с харизматичным Леней.

– Привет! Как спалось? Я как услышала вчера эти новости – дурно стало. У нас вчера мама с папой вернулись из Москаны, они говорят, там снова бунты, грабежи и вообще, все, кажется, сошли с ума. В городе объявлен комендантский час. Ты представляешь, теперь в Москане всем управляет специальное подразделение ФОА – Федеральный отряд антитеррора, в столицу ввели весь его контингент. Папа сказал, что он сформирован только из полиморфов, причем самых сильных. Они с мамой ехали в аэропорт и видели, как их везли на военных машинах. Мама сказала, что у них лица такие жуткие, будто они действительно звери…

– Не говори глупости, любимая. Они полиморфы, и этим все сказано, и бывают в таких ситуациях и местах, в таких переделках, от которых у человека волосы встанут дыбом. Естественно, что это откладывает отпечаток на их лица. А твоя мама научный сотрудник и привыкла видеть вокруг себя лишь свои любимые папоротники и кустики…

– Лень, вообще-то моя мама с деркусом ламинис привыкла работать, а он ядовит и плотоядный так что…

– Солнышко, я люблю тебя, и твоя мама – самая смелая женщина на свете…

Лена прилипла к мужу, обняв его с умиротворенной счастливой улыбкой. Я видела, что все происходящее их тревожит, но тот факт, что они вместе их примирял со всеми невзгодами.

– А где Натусик, Кир?

Нахмурившись, потерла виски, чувствуя, что сегодня здесь душновато.

– Я позвонила ему утром, он сказал, что ему нехорошо из-за вчерашнего возлияния, и решил побыть в отеле до нашего отъезда.

– Я уверена, он смотрел новости и теперь боится высунуть нос из гостиницы…

Я хмыкнула, соглашаясь:

– Думаю, ты права, наш логистик чрезвычайно щепетильно относится к своему здоровью и внешности…

– А я думаю, что в данной ситуации он прав. – Мы с подругой посмотрела на Леню, а он сверлил взглядом свою жену. И в его глазах я заметила тревогу за нее и глубокую любовь, и нежность. Нахмурившись, он погладил ее по щеке и пробормотал: – Ты немного горячая, Лен. Ты хорошо себя чувствуешь?

– Немного душновато, а так все хорошо…

– Знаете, Леонид, мне тоже здесь душно. Может, пойдем выпьем чаю и плюшками побалуемся?

Решили, сделали, но уже через пару часов Лена почувствовала себя совсем неважно, и они с мужем уехали, пообещав позвонить вечерком.

Отсидев положенное время, я отправилась в гостиницу. Натусика не оказалось в номере, и я все сильнее нервничала. Уехать без него не могла, потому что мы вместе приехали на моей машине, осталось только заночевать в Гавре.

К ночи я не выдержала и позвонила Лене, трубку неожиданно взяла ее старшая сестра Зоя:

– Я слушаю!

– Э-э-э, Зоя… а можно Лену…

– Все кончено, Кир, все кончено… Мамы с папой уже нет, а Лена… Она в больнице умирает. Леонид тоже с ней и тоже заражен, они там вместе как и всегда. Я тоже туда иду, Кир. Это снова началось… – я слышала, как Зоя рыдает, – мы все умрем, и уже ничего хорошего не будет…

Я похолодела, услышав новости, но когда в трубке послышались лишь короткие гудки, мне стало страшно и больно. Остервенело набирала номер, но Зоя больше не брала трубку. Несколько раз попыталась связаться с Натусиком, но и он молчал. Сходила к администратору и попросила вскрыть его номер, чтобы удостовериться, что с ним не приключилось ничего страшного. В номере Натусика не было, но скорее всего, он спешно покинул его, забыв некоторые мелочи. Меня отправил на конференцию, а сам сбежал домой, испугался.

Несмотря на его поведение, я успокоилась, убедившись, что он хотя бы жив и не валяется здесь мертвым.

Тем временем, я и сама ощутила ухудшение состояния, и когда я поняла, что у меня жар и знакомые красные пятна на лице, предвещающие скорое отслоение кожи, уже не сомневаясь и не тратя времени на сборы, отбыла в Тюбрин. И я знала, что еду туда умирать. Мне лишь хотелось, чтобы это произошло в доме моих родителей, может хоть таким образом я буду ближе к ним.

Последний час прошел на грани бреда. Температура поднялась до такого уровня, что в глазах стоял белесый туман, мешающий видеть. Слабость разливалась по телу, превращая мышцы в желе. Вела машину уже на автопилоте и все чаще замечала автомобили в кюветах или на дорогах, с раскрытыми дверями, а возле них лежали и сидели умирающие. Некоторые еще живые, но уже не в состоянии вести машину, кто-то держал на руках близких, которым уже ничем не помочь. Кошмар царил вокруг, а смерть снова собирала свой урожай, и судя по всему, он будет гораздо обильнее предыдущего.

Как я доехала – толком не помню. До кровати я добиралась, судорожно срывая с себя платье, так жарко было. Кожа болела неимоверно, зверски ломило все тело. Стоная от жара и боли, я чувствовала каждую косточку, каждый сустав и, кажется, даже слышала, как они хрустят. Кожа зудела и, уже впадая в беспамятство, я заметила ее белесые ошметки на пальцах. Ну что ж, мое время подошло к концу.

Я не думала, погрузившись в состояние на грани реальности, чувствовала всем телом, как плавлюсь в огне лихорадки. Меня мучили жуткие видения: Сава приходил и звал с собой, потом ругался, обвинял в чем-то, мама с папой, наоборот, ругались, что мне здесь не место, и я должна вернуться, Лена весело смеялась, прижимаясь к Леониду, Натан просил прощения за то, что сбежал, и горько плакал о своей погибели. Странные сны-видения не проходили, и в них все чаще приходили, сменяясь чередой, разные малознакомые люди, я привыкла к ним и в краткие моменты просветления сознания, когда меня хватало только на то, чтобы хлебнуть воды из бутылки, странным образом оказавшейся рядом на кровати, даже скучала без их компании.

Мне кажется, я с ними даже беседы или споры вела. Вот только о чем? А может о самом главном? Просто я ничего не помню, а с каждым мгновением, украденным у смерти, помнила все меньше. И от этого становилось еще страшнее. Не хочу жить как те несчастные, которые победили вирус, но потеряли в этой борьбе самое главное – свою личность. Снова стать чистым листом я не хотела, слишком много я потеряю, или точнее, слишком многих забуду. А моя бабушка часто повторяла: «Мы живы, пока нас помнят!»

* * *

Многоголосый шепот в ушах прекратился, а через некоторое время, насладившись тишиной и покоем, наконец, почувствовала себя. Ощутила себя в пространстве, услышала, именно услышала тишину в квартире и смогла разлепить веки. Все мои чувства обострились до предела, впрочем, дали знать о себе и неприятные последствия. Вся кожа ныла и зудела, словно меня покусали тысячи насекомых, а в целом, будто меня всю ночь били-били, и по каким-то обстоятельствам убить забыли, горло саднило от сухости.

Повернув голову набок, поискала глазами бутылку, она точно была. Я помню! Вожделенная бутылка оказалось на месте… пустой, более того, на ней обнаружились многочисленные следы зубов – выходит это я драла пластик зубами.

Поднесла руку к лицу, с омерзением рассматривая свисающие лоскуты кожи, некоторые уже отвалились… Успокоило лишь то, что под этими жуткими последствиями болезни появилась новенькая, еще очень тонкая розоватая кожица. Чесалось нестерпимо, но как взрослый человек я понимаю, что если ее травмирую, то могут остаться шрамы.